— Вот, как обстоят дела, Фил, — сказал Дикон. — Только между нами, ладно? Мне по барабану, что сын жертвы названивает и плевать на эту старую каргу из округа Картер. Так или иначе, мой секретарь общается с ними. Это не моя проблема. Однако, восемь лет назад, когда я баллотировался на пост окружного прокурора, мне пришлось конкурировать с действующим прокурором, и мне нужны были деньги, как толстому ребенку торт, и этот несчастный ублюдок, владелец «Мышиного хвоста», дал моему оппоненту пять тысяч наличными на его кампанию. А мне ни цента.

— И что?

— С тех пор у меня на него зуб. Ходили слухи, что Гас Барлоу промышляет наркотиками в клубе, но мы так и не смогли его поймать.

— Дикон, он же умер.

— Я знаю. Но его жена жива, не так ли?

— У нас нет никаких доказательств против нее.

Бейкер махнул рукой.

— Фил, ты же знаешь, как это бывает. У тебя имеются довольно сильные косвенные улики. Мы вынесем их на большое жюри присяжных, получим обвинительное заключение, и пойдем арестовывать девицу. Она, скорее всего, признается или начнет все сваливать на Барлоу. Если этого не произойдет, я подам прошение о смертной казни и этим плотно прижмем ее. Не беспокойтесь об этом. Иди, действуй дальше, потряси это дерево, и посмотри, что с него упадет. Черт возьми, в этом году будут проходить выборы. Если до августа я вытесню эту суку Барлоу из бизнеса, то это станет большим плюсом в глазах избирателей.

До августа. Год выборов. Вышвырнуть суку Барлоу из бизнеса. Ни одна из этих вещей не имела ничего общего с вопросом о смертной казни. Что на самом деле хотел сказать Дикон, так это то, что ему нужно, чтобы Ландерс кого-то арестовал. До тех пор, пока кого-то не посадили за убийство, не имело значения, виновата ли девушка. Не было никакого шанса предстать перед судом до выборов, и, если окажется, что она этого не совершала, ну так что ж, так тому и быть. По крайней мере, Дикон обеспечил бы себя едой за счет средств налогоплательщиков еще на восемь лет. Придурок. Он и его дерево.

Ландерс закончил пробежку и быстро принял душ. У него было свидание в восемь.

30 апреля

8:45

Я улыбнулся Тамми Льюис, красивой зеленоглазой блондинке с очень тонким чувством юмора и еще более острым язычком. Она работала секретарем окружного суда в течение двенадцати лет. Ее основной обязанностью было сидеть рядом с судьей Леонардом Грином во время судебных заседаний и заботиться о том, чтобы суд работал без сбоев. Уголовными делами занимались двое судей, чья юрисдикция распространялась на четыре округа, где проходила большая часть моей работы. Это были: Иван Грозный, как я называл Гласса, и Леонард Грин — танцующая машина. Я прозвал так Грина, потому что на рождественской вечеринке несколько лет назад он напился и начал танцевать на столе.

Дела распределялись по номерам. Нечетные числа отправлялись к Глассу, а четные — к Грину. На деле Энджел значится четный номер.

— Доброе утро, Тамми, — начал я. — Готовы к шоу?

— Что вы имеете в виду?

— Я представляю интересы Энджел Кристиан.

Тамми закатила глаза.

— Серьезно? Ну, что ж, вам повезло. Думаю, вопрос в том, готовы ли вы? Его королевское высочество хочет заняться вашим клиентом в первую очередь. Около часа назад ее привезли из тюрьмы, и в настоящее время она находится в камере для подсудимых. В зале суда уже три телевизионные камеры, и, по меньшей мере, пять фотографов из газет. Полно репортеров. По крайней мере, вы получите бесплатную рекламу от этого дела.

При мысли о средствах массовой информации в зале суда у меня упало сердце. Перед камерами судья Грин всегда был весьма воинственным. Он часто заявлял, что избиратели хотят, чтобы судья был жестким по отношению к преступникам, и если средства массовой информации присутствовали в зале суда, он считал, что не должен разочаровывать избирателей.