— В уголовно-процессуальных правилах нет ничего, что бы это запрещало, — возразил я. — В правилах сказано, что подсудимый может признать свою вину или не виновность в суде. Мы хотим заявить о признании вины. Мистер Бейкер не подал уведомления на смертную казнь, хотя у него было достаточно времени. Но при этом он позволил всем СМИ узнать о своих намерениях.

— Я собирался подать его сегодня, — заявил Дикон с более плаксивым, чем обычно, голосом.

Судья хмыкнул и посмотрел на Рэндалла.

— Мистер Финч, вы понимаете, что пытается сделать сегодня ваш адвокат?

— Да.

— Вы обсудили это с ним досконально?

— Да.

— Вы понимаете, что если я решу принять ваше признание, тем самым вы подтвердите свое согласие на отказ от своего конституционного права на разбирательство в суде?

— Да.

Судья Гласс откинулся на спинку стула и провел пальцами по своим белоснежным волосам. Я даже мог представить, как в его голове вращаются колесики. Через пару минут он наклонился вперед.

— Мистер Диллард, если я откажусь принять это признание, то полагаю, вы немедленно подадите апелляцию?

— Именно так, судья.

— А если я приму это признание, то думаю, то же самое сделает мистер Бейкер?

— Совершенно верно, судья, — подтвердил Бейкер.

— Хорошо.

— Если уж мне совершать ошибку, то я выберу меньшее из зол. Я собираюсь отказаться принять признание мистера Финча. Вперед, мистер Диллард, подавайте апелляцию. Мы определимся с датой, когда узнаем, что думают по этому вопросу мудрецы из Верховного суда.

— Спасибо, — ответил я.

Не было никакого смысла спорить с ним. Я не ожидал, что судья Гласс позволит убийце ребенка избежать возможности смертного приговора, но это стоило того, чтобы просто посмотреть на выражение лица Дикона Бейкера. Я сообщил Рэндаллу, что немедленно подам апелляцию, и наблюдал за тем, как судебные приставы вели его обратно в изолятор. Заключенные в тюрьме сообщили шерифу, что если Рэндалл попадет в общую камеру, то не проживет и часа.

Поскольку Лили в скором времени закончит школу и уедет, то выступление этим вечером может оказаться моей последней возможностью посмотреть на ее танец. Кэролайн сказала мне, что поставила номер для Лили на песню о сексуальном насилии. Какая ирония, подумал я, учитывая мою ситуацию с Сарой и некоторые из вещей, которые Эрлин рассказывала мне об Энжел.

Лиричный танец был поставлен на песню Кристины Агилеры «Я в порядке». Лили начала танцевать с тех пор, как научилась ходить. Она была сильна в акробатике, степе, балете и джазе, но лирический танец, на мой взгляд, у нее получался лучше всего. Мне нравились плавные движения, переходы, изящные повороты.

Лили была в белом закрытом платье с длинными, насборенными на плече рукавами. Шифоновая юбка создавала иллюзию полного круга, когда Лили поворачивалась. Наклеенные стразы сверкали синими и золотыми искрами в свете прожекторов. Ее длинные каштановые волосы были зачесаны назад, и она плавно двигалась взад и вперед по сцене, словно порхала. Я был поражен изменениями в ее теле и уровне мастерства, произошедшими за последние шесть месяцев, с тех пор как я в последний раз имел удовольствие наблюдать за ней. Она уже больше не была девчушкой, превратившись в красивую, талантливую молодую женщину.

Я почувствовал, как мое сердце парит, наблюдая, как Лили превращает свое тело в мощную форму выражения. Движения ее длинных стройных рук прекрасно подчеркивали тонкие акценты музыки, ее ноги были сильными и гибкими. Я понял, что улыбаюсь. Лили была столь чистой и прекрасной. Мой ежедневный мир был полон жестокости, зла и уродства. Я так редко сталкивался с чем-то возвышенным, что в какой-то момент понял, что у меня кружится голова, по-видимому из-за того, что задержал дыхание.