— Я буду держать Вас так крепко, так крепко, что крепче и не бывает. Хорошо, что Вы рассказали мне об этом. Я был так напуган. Но мне кажется, я не должен был спрашивать.
— Теперь ты не боишься?
— Боюсь еще больше, чем когда-либо. В особенности боюсь того, что соблазняет Вас: той красивой изнанки… Не верьте этому, папа! Но я буду сражаться с этим, я удержу Вас!
— Спасибо, мой дорогой друг! Мой любимый мальчик!
Микаел притянул сына к себе, и тот забрался к нему в постель. Подложив руку под голову отца — чтобы крепче держать его, — он уснул.
Микаел долго лежал без сна. По его щекам катились крупные слезы. Он не хотел покидать своего прекрасного сына. Но он должен был это сделать. Он не мог больше бороться. Он так горячо желал быть поглощенным тьмой.
Занимая высокий офицерский пост в армии Его Величества Фредерика III, Танкред Паладин был на следующий день отозван в Акерсхус, чтобы разобраться со шведскими пленными, захваченными в пограничных столкновениях между Норвегией и Швецией.
Стоя посреди площади, на которой находилась группа пленных, ждущих освобождения, Танкред Паладин беседовал с одним норвежским офицером.
— Как получилось, что Вы попали в Норвегию, майор Паладин? — спросил норвежец.
— Я приехал в гости к родственникам, в поместье Гростенсхольм.
— В самом деле?
Норвежец был изумлен. Имя Паладин считалось в Дании самым аристократичным, и то, что у него были норвежские родственники, звучало неправдоподобно. Танкред пояснил:
— Баронесса Мейден из Гростенсхольма — моя бабушка. Но она урожденная Линд из рода Людей Льда, и я приехал, собственно говоря, к Людям Льда.
Один из шведских пленных, услышав их разговор, подошел поближе.
— Извините, Вы сказали «Линд из рода Людей Льда»?
— Да, — сдержанно ответил Танкред.
— Я знал одного Линда из Людей Льда. Это было несколько лет назад, в Ливландии. Он был офицером шведской армии.
— Это Микаел, — улыбнулся Танкред. — Да, он сейчас здесь. Я разговаривал с ним вчера.
— Неужели? Я так хотел узнать, как у него дела! В последний раз, когда я видел его, он был ужасно болен. Более удручающего кризиса я никогда не наблюдал.
Танкреда это заинтересовало.
— Не будете ли Вы так любезны рассказать об этом кризисе? Нам трудно понять, что, собственно, беспокоит его, и мы очень волнуемся за него.
Извинившись перед норвежским офицером, они направились к крепостному валу.
— Мы считали, что он сошел с ума, — сказал пленный. — Да так оно и было. Он бормотал что-то про старинную усадьбу, про то, что нужно пойти туда и помочь хозяину избавиться от мошенников. И меня послали в это имение, это было как раз накануне нашего отъезда в Польшу. И я должен сказать, что в этом поместье были весьма странные отношения…
— Расскажите! Это представляет огромный интерес для нас всех!
И пленный рассказал о своем посещении имения. Слушая его, Танкред становился все более и более задумчивым. Когда рассказ был закончен, молодой маркграф воскликнул:
— Поедемте со мной в Гростенсхольм, немедленно! Я позабочусь о разрешении для Вас передвигаться по норвежской территории. Микаел должен услышать об этом.
Но в тот день они не попали на Липовую аллею. Танкред не освободился так скоро от своих обязанностей в крепости Акерсхус, а шведский пленный был нетерпелив, ему хотелось как можно скорее попасть домой.
Танкред нервничал, и на это были свои причины.
В тот день, когда Танкред разговаривал с пленными, Микаел посетил Гростенсхольм и Элистранд. Ему было так хорошо со всеми, что он съедал все, что ему предлагали. |