— Пошли!

Она так дернула сестренку за рукав, что та чуть не упала, и Женевьева неохотно поплелась следом.

— Ты слышала, что велела мама? — проговорила Луиза. — Присмотрим за лошадьми.

— Да, но…

— Никаких «но», ладно? Мама разберется.

Утешения эти слова ей не принесли. Что же случилось с папой? Должно быть, в Бостоне было просто ужасно, если он до сих пор не в себе.

Луиза расстегнула завязки шляпы и сунула ее под мышку. В усадьбе разом стало как-то очень тихо. Стоило дверям затвориться, как смолкли даже птицы, словно по сигналу. Кони стояли, понурившись.

Похоронное настроение развеял Мерлин, доковылявший наконец до лестницы и с жалобным лаем ткнувшийся Луизе в колени. Пес тяжело дышал, вывалив язык.

Луиза взяла обоих коней под уздцы и повела в стойла. Женевьева потащила за ней Мерлина, ухватив псину за ошейник.

В конюшне, позади западного крыла, было пусто. Даже двое мальчишек, которых оставлял вместо себя мистер Баттерворт, куда-то задевались. Копыта страшно гремели по брусчатке дворика, и между стенами перекатывалось эхо.

— Луиза, — несчастным голоском проныла Женевьева. — Мне это не нравится. Эти типы, которых папа привел, они странные!

— Знаю. Мама нам все объяснит.

— Так она с ними пошла.

— Ага.

Только теперь до Луиза дошло, с каким упорством мать отправляла их с сестрой подальше от отцовых друзей. Девушка огляделась, соображая, как же поступить дальше. Или мама за ними пошлет, или не ждать, а пойти самим? Папа захочет с ними поболтать… захотел бы, грустно поправила она саму себя.

И Луиза решила обождать. Благо дел в конюшне хватало — коней расседлать, расчесать, напоить. Сняв куртки, они с Женевьевой взялись за дело.

Первый вопль они услыхали минут двадцать спустя, когда убирали седла в кладовку, — дикий визг мучительной боли, перешедший в жалкое, замирающее всхлипывание. Крик был мужской, и от этого становилось еще страшнее.

Женевьева машинально вцепилась в сестру, и Луиза ощутила, как ее трясет.

— Ничего, ничего… — бессмысленно прошептала она, поглаживая сестренку по плечам.

Прокравшись к окну, они выглянули на двор, но там было пусто. Окна усадьбы были черны и пусты, поглощая свет Герцога без остатка и следа.

— Я пойду выясню, что там творится, — прошептала Луиза.

— Нет! — готовая разрыдаться Женевьева отчаянно вцепилась в нее. — Не оставляй меня! Пожалуйста! Луиза!

Луиза привычно прижала ее к себе.

— Хорошо, Джен. Я не уйду.

— Обещаешь? Честно-честно?

— Обещаю! — девушка поняла, что сама боится ничуть не меньше. — Но мы должны узнать, чего от нас хотела мама.

— Как скажешь.

Женевьева судорожно кивнула.

Луиза окинула оценивающим взглядом высокие стены западного крыла. Что бы сделал Джошуа? Она вспоминала расположение комнат, коридоров, проходов для слуг — все это она знала лучше, чем любой другой, кроме домоправительницы и, может быть, отца.

— Пошли! — она взяла Женевьеву за руку. — Попробуем незаметно пробраться в мамин будуар. Рано или поздно она туда заглянет.

Они украдкой выбрались со двора и поспешно шмыгнули к зеленой дверце в стене, которая вела в одну из кухонных кладовок. Луиза ожидала, что их вот-вот грозно окликнут, и к тому времени, когда она, нажав на массивную чугунную ручку, скользнула в дом, ее уже трясло от напряжения.

Кладовку заполняли мешки с мукой и дощатые поддоны с овощами. Два затянутых паутиной узких окошка под потолком давали скудный и бледный свет.