Хотя, признаюсь, она немного необычна для твоей кисти.
— Я писал ее, чтобы выиграть пари, — пожал плечами Мак. — Перед отъездом в Париж меня подбили написать несколько картин эротического характера, поспорив, что я не смогу это сделать. Говорили, что я стал излишне скромен, чтобы создать что-нибудь пикантное.
Изабелла громко рассмеялась, и Мак почувствовал ее теплое дыхание. Это напомнило ему, как холодными зимними ночами, лежа вместе с ним в кровати, она, бывало, смеялась ему в плечо.
— Ты? Скромный?
— Спасибо большое, но я согласился на пари, чтобы спасти свою репутацию, только вот проиграю.
Проигрыш терзал его, но гордость здесь была ни при чем. Вчера Мак понял, что не сможет написать эти мерзкие картины, как бы ни старался.
— Чем тебе грозит проигрыш?
— Я не помню точно. Но думаю, мне придется спеть с оркестром Армии спасения или совершить другой нелепый поступок.
— Какое нахальство! — опять рассмеялась Изабелла.
— Пари есть пари, моя дорогая. Пари не шутка.
— Полагаю, это мужская традиция, которую мне никогда не понять. Хотя в Академии для избранных мисс Принта мы придумывали разные шалости.
— Уверен, мисс Принта была возмущена.
Мак уперся рукой в стену, приблизившись к Изабелле.
— Она не возмущалась, а просто мешала нам. Кажется, она всегда знала, что мы задумали.
— Мисс Принта необычайно наблюдательна.
— Она очень умна. Не надо насмехаться над ней.
— Я и не думал. Я ее просто обожаю. Если ты результат работы ее академии, то все молодые леди просто обязаны посещать это заведение.
— У нее не хватит места для всех. Именно поэтому академия называется Академией для избранных.
Сейчас все было как прежде. Раньше они болтали всякую ерунду, Мак гладил ее волосы, пропуская сквозь пальцы шелковистые локоны. Они валялись в кровати, разговаривали, смеялись, спорили ни о чем и обо всем.
«Черт возьми, я хочу вернуть это».
Он скучал без нее всем своим существом с того самого мгновения, когда Йен передал ему письмо.
— Что это? — спросил тогда Мак, находясь не в лучшем расположении духа. У него дико болела голова после ночного пьяного кутежа. — Неужели Изабелла использует тебя для передачи любовных писем?
— Изабелла ушла.
Взгляд Йена скользнул к правому плечу Мака. Йен чувствовал себя неловко, глядя кому-нибудь в глаза.
— В письме — объяснение, почему она это сделала.
— Ушла? Что значит — ушла?
Мак сломал печать и прочел судьбоносные слова: «Дорогой Мак, я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя, но жить с тобой я больше не могу».
Йен наблюдал, как в порыве ярости Мак одним движением смел на пол со стола все, что там лежало. Немного остыв, он с мрачным видом опять уставился в письмо, и Йен положил руку на плечо брата.
— Она поступила правильно.
Слезы пришли гораздо позднее, когда Мак находился в пьяном ступоре, а смятое письмо лежало на столе рядом с ним.
Изабелла вдруг вздрогнула, нарушив мысли Мака.
— Ты замерзла.
Чувствовалось, что температура на террасе понизилась, и открытое платье Изабеллы не помогало согреться осенним вечером. Мак обнял ее за плечи.
Он чувствовал, как внутри растет желание овладеть ею. Они были здесь одни, никто их не видел, Изабелла — его жена, и ему очень хотелось прикоснуться к ней. Танец с ней оказался явной ошибкой, дал ему почувствовать ее близость, и теперь Мак жаждал гораздо большего. Ему хотелось распутать ее замысловатые кудри и распустить длинные волосы, чтобы они рассыпались по обнаженным плечам. |