Он не сделал этого. Он позволил ей снова любить себя, но не раскрыл ей всего себя. Он знал это, и это знание жгло его изнутри, не давая покоя.

«Я вытащил ее из родного дома и женился на ней, потому что если бы я не сделал этого, если бы дал ей право выбора, она бы никогда меня не выбрала».

Но он изменился. Он бросил все и упрямо шел по жизни. Ради нее.

«Ради нее? — спросил ворчливый внутренний голос. — Или чтобы она сочувствовала тебе и признала твои мучения?»

Будь все проклято, он даже спор с самим собой выиграть не мог.

«Изабелла, пожалуйста, мне необходимо увидеть тебя еще раз».

Он любил решительную и наивную дебютантку, которую встретил в ту ночь на ее первом балу. Он любил молодую женщину, в которую она превратилась, довольно смелую, готовую шагать по жизни в ногу с Маком, терпеть его распутных друзей и голых натурщиц. Мак обожал хвалиться, как спокойно относится к его скандальной жизни пристойная молодая жена, но он никогда не понимал, насколько сильной была Изабелла, чтобы выносить это. Ни ее воспитание, ни образование в Академии для избранных не могли подготовить к жизни с таким человеком, как Мак, даже внушающая восхищение мисс Прингл была бы здесь бессильна. И все же Изабелла справлялась.

Мак любил ту женщину, какой стала Изабелла: ею восхищалось общество, она была способна сохранять независимость и смотреть в лицо своим соседям вопреки тому, что семья отреклась от нее, а ее брак распался. Общество не винило Изабеллу, общество винило Мака.

«Я хочу любить тебя, Изабелла. Не как прежний скандальный Мак и не как исправившийся Мак. А как тот Мак, каким я являюсь на самом деле.

Тот, который любит тебя».

…У него уже не будет шанса сказать ей об этом.

Глава 22

Появился слух о том, что шотландский лорд поселился вместе со своей леди на Норт-Одли-стрит. Дом лорда на Маунт-стрит сгорел, но свидетели говорят, что леди пригласила его к себе с распростертыми объятиями. Их видели вместе у Тауэра, и отношения между ними были самые теплые.

Время остановилось. Комната мягко плыла у него перед глазами, на него смотрели со стены яркие эротичные женщины, но не Изабелла. Художник, который жил в Маке, шептал, что картины сделаны вполне прилично. Пейн как раз был именно тем человеком, которого Мак однажды взял бы под свое крыло и помог бы достичь успеха.

«Теперь такого шанса нет», — сухо подметил Мак.

Ему казалось, что в комнате становится то темнее, то светлее, хотя газовая лампа горела с одинаковой интенсивностью. Всему причиной были его глаза. Они были словно подернуты какой-то пеленой, которая иногда куда-то пропадала. Мак не чувствовал ни ног, ни пальцев. Пейн оставил его здесь умирать.

Мак слышал, как сквозь потрескавшиеся губы пробивается его собственный голос:

Последний раз, когда он это пел, Изабелла распахнула дверь ванной комнаты и сверлила его негодующим взглядом. От этого взгляда, который он чувствовал на своем обнаженном теле, у Мака покалывало кожу и появился глупый страх, что увиденное Изабеллу не впечатлило.

«Будет ли она по-прежнему хотеть меня? — размышлял он тогда. — Буду ли я по-прежнему тем мужчиной, который вызывает у нее восхищение? К которому ей нравится прикасаться?» Мак уже с пятнадцати лет не робел перед женщинами, но в тот момент волновался, что Изабелла усмехнется и уйдет.

«Любовью к И-и-за-а-белле».

— Мак?

«Я здесь, любовь моя. Иди ко мне, дорогая, я замерз».

— Мак? О, Мак.

Мак заставил себя открыть глаза, желая, чтобы мираж рассеялся. Он чувствовал мягкие прикосновения, вдыхал слабый запах роз. Над ним застыло ее прекрасное лицо с горящими из-под рыжих локонов глазами.