— Я помню это, — сказала Батиста. — Но почему? Что такого она сделала?

— Она была связана с Людовиком XIV.

— А… понятно. Тогда и вправду безопаснее оставаться вашей племянницей, — легко согласилась Батиста.

— Да, уж сделайте милость! Вы всех в этом должны убедить, — попросил граф, — и, как я уже говорил, ни одна моя племянница не станет заводить разговор о куртизанках и тем более завидовать их положению. Впредь старайтесь придерживаться общепринятых тем.

— Я буду стараться не говорить ни о чем таком с посторонними, — пообещала Батиста. — Но с вами мне хочется говорить обо всем, что мне интересно.

— Другими словами, о лошадях, — подсказал граф и чуть было не добавил: «Темы любви во всех ее проявлениях мы вообще не будем касаться».

И за ужином, который им подали в гостиную, они преимущественно говорили о лошадях.

Батиста немного расстроилась, что они не ужинали внизу в ресторане.

— Я никогда не была в ресторане, — с сожалением сказала она. — Может быть, мы все-таки спустимся вниз? Мне бы так хотелось показаться на людях в новом платье.

— Вы еще успеете это сделать, — успокоил ее граф. — Как бы то ни было, я уже приказал подать ужин в гостиную. Но, если вы пожелаете ужинать в ресторане без меня, я не стану вам препятствовать.

Он нахмурил густые брови, голос его звучал довольно холодно, но Батиста рассмеялась.

— Не будьте таким смешным, милорд! — сказала она. — Там все равно не найдется такого высокого красивого дворянина, как вы, а меня не устроит общество каких-то французиков.

— Слышали бы вас сейчас эти «французики», — усмехнулся граф. — Но позволю себе заметить, что родственники, как правило, так откровенно не восхищаются друг другом и вполне обходятся без комплиментов.

— Вы требуете невозможного, — заявила Батиста, — мне очень хочется рассказать вам все, что я думаю и чувствую, и простите великодушно, если я сказала что-то не то. Учтите, я никогда раньше не ужинала вдвоем с незнакомым мужчиной.

Она улыбнулась.

— Вот сейчас я думаю о том, что вы самый замечательный мужчина в мире. Вы взяли меня в Париж и спасли от папы.

Граф не знал, какие доводы он должен привести, чтобы убедить Батисту, что ей не подобает говорить подобные вещи. Он заговорил об искусстве, и Батиста удивила его своими познаниями в этой области. Потом он снова принялся рассказывать ей о Париже, и девушка слушала его с огромным интересом. Незаметно для себя граф описал разных политических деятелей, людей, с которыми намеревался встретиться, словом, все то, что сейчас было у него на уме.

Ужин прошел оживленно, и, когда слуги покинули комнату, она сказала:

— Я могу ошибаться, только мне кажется, что вы едете в Париж не ради одних лишь развлечений.

Граф был поражен ее проницательностью.

— Что заставило вас так думать? — поинтересовался граф.

— Вам, такому умному и привлекательному мужчине, — ответила Батиста, — не надо ехать в Париж, чтобы отдохнуть и развлечься. К тому же на следующей неделе в Эпсоме скачут две ваши лошади, а вы вряд ли стали бы пропускать такое важное событие ради нескольких балов и посещений Гранд Опера.

Граф удивился, насколько точна была эта догадка, но ему не хотелось признавать ее правоту:

— Я вернусь до начала «Королевского Аскота». — Он действительно надеялся быть в Англии к началу скачек.

— Как бы мне хотелось посмотреть, как вы выиграете «Золотую Чашу», — печально вздохнула Батиста.