Причем другими средствами, кроме злобы, этого достичь было нельзя.
— Час дня, — отметила Джилл вслух, несколько погрешив против истины. Вот сволочь.
Секретарша состроила сочувственную гримаску.
— Уж мне ли не знать.
— Как вы думаете, он вообще появится?
— Его не предскажешь. Одно могу гарантировать — стоит мне выскочить пообедать, как он явится на следующем же лифте. Каждый раз так. Прям телепат.
— А подменить вас некому?
— Работала у нас еще одна, но в пятницу свалила.
Получила зарплату, и тю-тю.
— Если вы хотите перекусить, я могу за вас подежурить. Мне все равно заняться нечем.
— Серьезно? Я просто с голоду подыхаю. По идее, можно было бы по телефону заказать, но я один раз пробовала — и что вы думаете? Принесли какой-то дохлый сандвич с тунцом и салатом — как в голодное время. Я уж подумала, конец света настал!
— Идите поешьте.
— Если будут звонить, запишите их имя и телефон и скажите, что мы скоро перезвоним. Если кто придет, пусть подождут. Вот и все премудрости.
Секретарша отправилась обедать. Со следующим же лифтом появился Смерть. Он так и прошел бы мимо Джилл в кабинет, не заметив ее, если бы она не привлекла его внимание — конкретно, запустила в него «Космополитеном».
— О, мисс Хольцман! — воскликнул Смерть, замешкавшись. — Вы меня напугали.
Джилл испепелила его взглядом. Имея на то полное право.
— Я принял вас за мою секретаршу.
— Я ее подменила, чтобы она успела пообедать. Вы в курсе, что опоздали на два часа? ДВА ЧАСА.
— Возникли неожиданные проблемы, — промямлил Смерть.
— Эти ваши обычные, что ли? — саркастически спросила она.
Смерть вздохнул.
— Когда мне было семнадцать, — лениво рассуждала Джилл, раскинувшись на обитой кожзаменителем кушетке в кабинете Смерти, — я пошла к зубному канал корня надо было привести в порядок. Так что вы думаете: нерв воспалился, и пришлось мне туда таскаться, как на работу. Лишь через несколько недель врач мне канал вычистил, осушил и закрыл. Потом сказал, что я поставила рекорд — тринадцать сеансов работы над одним зубом.
— Поверьте, мисс Хольцман, ваш случай — настоящая аномалия. Ума не приложу, в чем тут дело, но вы совершенно не виноваты, уверяю вас.
— Угу, спасибочки.
— Если вы захотите прийти завтра, я отменю всех других клиентов.
— Я как-то не уверена, что мне этого хочется.
— Вполне понимаю.
— Да, если бы я пыталась вас ублажить ради своего здоровья, было бы еще туда-сюда, а так… Если уж совсем начистоту, я считаю, что эта ваша процедура — мерзость и унижение. Прямо как в средневековье. А от того, что у нас с вами ничего не вышло, вообще хреново делается. Как соль на рану. Ей-богу, лучше бы я приняла снотворное. Или мышьяк какой-нибудь!
— Может быть, вы предпочтете, чтобы я вас задушил или вывез на лодке в море…
— Давайте без пошлостей.
Когда злость Джилл достигла апогея, произошло то, что происходило обычно в таких случаях — Джилл обнаружила, что меняет гнев на милость. По всему было видно, что Смерть искренне обескуражен. Что толку его винить? Ну не получается у человека, и все тут! Скорее его надо пожалеть. Джилл действительно стало жаль Смерть — о, это было чудесное чувство!
Итак, когда в знак примирения он пригласил ее на ленч в «Пекин-Парк», Джилл ломалась недолго — сдалась после первого же «прошу вас». И когда после долгой и восхитительной трапезы он предложил ей занять вакантное место в его офисе, тоже обошлось без долгих уговоров. |