— Ты просто маленькая кошечка, — протянул он, его рука занялась интимным исследованием, — всегда царапаешься и плюешься, но у меня жесткая шкура и мне нравится твой темперамент. Не переживай из-за Корал. Что ты знаешь о ней и откуда?

Салли призналась:

— Она приходила ко мне домой и предупредила, чтобы я не воспринимала тебя всерьез, потому что ты всегда возвращаешься к ней.

Она попыталась было увернуться от дерзких зондирующих пальцев, но потершись об него кожей, задохнулась.

Он выругался себе под нос.

— Женщины, — прорычал он, — самые порочные существа на земле. Не верь ей, детка, Корал не властна надо мной. Я делаю то, что хочу, и с тем, кого выбираю сам — и прямо сейчас я выбираю свою жену…

— Все не так просто, — настаивала она. — Пожалуйста, Рис, отпусти меня. Я не могу тебе ничего растолковать, пока ты удерживаешь меня, как сейчас…

— Значит, я и дальше буду держать тебя, — прервал он. — Суть в том, что ты моя, и таковой останешься. Я не позволю тебе уйти, и надеюсь, что ты не любишь этого своего фотографа, потому что если это так — я убью его!

Побледнев, Салли взглянула на него, на внезапно сузившиеся глаза и сжатые челюсти. Он среагировал на мысль о другом мужчине, касавшемся ее, как первобытный дикарь, и внезапно она поняла, как глупо было демонстрировать ему, что она увлечена Крисом. Мало того, что это вызов мужскому превосходству Риса, это несправедливо по отношению к Крису — использовать того, как щит. Рис опасен, он в состоянии искалечить Криса, и это была бы ее вина.

С другой стороны, это полностью противоречит ее натуре — позволить Рису одержать верх, особенно после прошлой ночи. Вчера именно так и случилось; если не учитывать слабенький протест, она не сопротивлялась ему вовсе. Та единственная попытка не в счет, потому что она даже не пыталась бороться с ним, только промямлила: «Нет» — бесполезное сотрясение воздуха, на которое Рис просто не обратил внимания.

Она чувствовала себя не в праве рассказать ему правду о Крисе. Спокойная ленивая манера Криса шла рука об руку с таким сильным чувством внутренней обособленности, что Салли по-прежнему недоумевала, как он смог довериться ей, и она не предаст это доверие ради того, чтобы ублажить эго Риса.

Она все еще молчала, и внезапно терпение Риса лопнуло. Его руки стиснули ее, он перекатился, подминая ее под себя, и настойчиво вжался в нее.

— Возможно, тебе снова нужно показать, кому ты принадлежишь, — разъярился он, рот ожесточился, глаза засверкали гневом, в котором было что-то еще.

Сердце Салли зачастило, когда она почувствовала, как твердое колено раздвинуло ей ноги, и она поняла, что сейчас он снова займется с ней любовью. Она уже пылала в разгоравшемся огне, сердце колотилось все быстрее. Но даже когда она обвила руками его шею, то услышала собственный упрямый настойчивый шепот:

— Я принадлежу сама себе. Больше никому.

— Ты моя, Салли! Черт бы тебя побрал, ты моя!

Его неистовая речь отозвалась эхом в ее ушах, и она без остатка отдалась сокрушительной власти, противной рассудку. Рис дарил такой невероятный чувственный восторг, что невозможно было спорить с его слепыми собственническими инстинктами. Она любит его, любит так, что после семи долгих одиноких лет без его прикосновений, теперь, когда он преодолел ее сопротивление и снова занялся с ней любовью, она жаждала только упиться этой интимной близостью. Он не может любить ее, но может дать физическое удовольствие, и это максимум того, чем он может оделить женщину.