– Кто тебе сказал, что я умер, Габби? – спросил он.

– Амали.

– Амали! Трудно поверить. Лишь накануне я отвез ее... к ее новому хозяину.

– Это правда, – с горечью сказала Габби. – Она пришла сюда днем и вынудила меня впустить ее, заявив, что ты умер от укуса змеи. Она... она даже намекнула, что ждет от тебя ребенка.

– И что потом? – тихо спросил Филип.

– Известие о твоей внезапной смерти сильно меня расстроило. Я пошла вверх по лестнице, ни о чем не думая, лишь желая остаться наедине с моим горем. К моему ужасу, Амали обогнала меня на лестнице, вытащила из-под юбки змею и сунула ее мне в лицо. – Филип задохнулся от гнева. Габби продолжала со слезами на глазах: – Я чувствовала, как ядовитое жало коснулось моей щеки и в ужасе отшатнулась. Наверно, я оступилась или потеряла сознание, потому что очнулась только в спальне, когда ты был рядом со мной.

– Опять Амали! Неужели меня всю жизнь будут преследовать гибель и бессмысленное разрушение всего, что мне дорого? – простонал Филип, закрывая лицо руками. – Если бы Амали не подстроила твое падение...

– Разве что-нибудь изменилось бы?

– А так, как сейчас обстоят дела...

– Сейчас дела обстоят так, – закончила Габби вместо Филиппа, – что мы опять в том же положении, как в тот момент, когда ты оставил меня здесь у Марселя. Что бы я тебе ни говорила, твое мнение обо мне не изменится.

Филип не ответил.

– Прощай, Филип. Желаю тебе обрести счастье и наследника, о котором ты мечтаешь, с другой женщиной. Твоя любовь оказалась недолговечной. По существу, Жан принадлежит Марселю. А после сегодняшнего вечера Марсель и на меня сможет предъявить права.

Смысл слов Габби был абсолютно ясен, и Филип ощутил на сердце холод и пустоту. Если даже Габби до сих пор не была любовницей Марселя, то теперь готова разделить с ним ложе. Филип мрачно подумал, что его любовь ничего для нее не значит. Он молча стал одеваться. Лицо его было как непроницаемая маска. День начался для него радостным предвкушением, их любовное слияние, казалось, предвещало счастливое будущее, и вдруг такой горький конец. Но теперь поздно предаваться сожалениям. Габби не хочет и не может принять то, что он ей предлагает, ей нужно больше.

Филип резко распахнул дверь из кабинета в холл и чуть не сбил с ног Луэллу, которая возвращалась с Жаном с прогулки. Та едва не выронила ребенка, но Филип одной рукой успел подхватить младенца, а другой поддержал женщину. Пока Луэлла приходила в себя от испуга, Филип держал на руках Жана, пораженный осмысленным взглядом малыша. С тех пор, как он последний раз его видел, цвет его глаз сменился с темно-синих на серо-голубой. Кожа его была нежной, как лепесток цветка, и Филип, не отдавая себе отчета, осторожно провел пальцем по гладкой щечке ребенка.

Габби, стоя за спиной Филиппа, молча следила, как он погладил лицо сына и улыбка смягчила резкие черты его лица. Когда он заметил, что Габби на него смотрит, он повернулся к ней, передал ей ребенка и вышел.

В ту секунду, как Филип скрылся из виду, Габби охватила такая огромная усталость, что, если бы Луэлла не забрала Жана, Габби могла бы выронить ребенка. Испуганная внезапной бледностью и сильной дрожью Габби, Луэлла закричала, и на шум прибежала Тилди.

– Отнеси ребеночка в детскую! – скомандовала Тилди, сразу оценив обстановку. – Быстрее, мадам Габби больна, мы должны отвести ее в спальню.

Луэлла уложила Жана в колыбельку и вернулась, чтобы помочь Тилди проводить Габби.

– Я пошлю за доктором, – сказала Тилди.

– Нет, – слабо запротестовала Габби, ложась в постель. – Я уверена, что со мной ничего серьезного.