Подбежал Робер. Мадам Бриссар взялась руководить ситуацией. Она приказала сыну вынести Сузи на воздух. Викки поспешила за ними.

Двор был освещен достаточно хорошо, и Сузи положили на шезлонг возле сарая. Вся сцена показалась Викки ужасной — Робер в белом комбинезоне, весь в красном соке, наклонившийся над Сузи, лежавшей неподвижно. Глаза Сузи были словно темные дыры на белом как мел лице, а волосы ее рассыпались по подушке, которую ей под голову поспешно подсунул Робер.

Мадам Бриссар, покинувшая сцену, чтобы войти в дом, теперь вернулась, размахивая флаконом с пахучей солью.

— Это приведет ее в чувство, — сказала она, решительно открывая флакон. — Совсем не было необходимости просить папу звонить доктору в такое время, Робер. Мадемуазель просто нанюхалась винных паров. Это пройдет. Может быть, ты ее посадишь. Лучше, когда человек сидит так, чтобы он мог наклонить голову.

— Нет. Оставь ее, пока не приедет доктор, — решительно возразил Робер, держа Сузи за руки.

— Уф! — воскликнула мадам. — Не понимаю, чем вызван весь этот шум! Она придет в себя, как только понюхает соль. Врачи не любят, когда их беспокоят по пустякам.

Она нагнулась и помахала флаконом перед бледными ноздрями Сузи, в то время как Робер, все еще державший ее руки, бросил одобряющий взгляд и ободряюще улыбнулся Викки. Теперь Викки следовало сообщить ему о предполагаемом сердечном недуге сестры.

Ей стало теперь совершенно ясно, почему Сузи не рассказала обо всем Роберу сама. Она боялась его матери. Без сомнения, в поместье Бриссар не было места инвалиду. Викки взглянула на поджатые губы мадам и на жесткое выражение ее лица. У нее сжалось сердце: Сузи придется жить в этом доме. Глаза ее наполнились слезами, когда она взглянула на неподвижное тело сестры. Неужели это сердечный припадок? Конечно, она могла надышаться винными парами и переутомиться, пытаясь не отставать от мадам. У Викки тоже слегка кружилась голова.

До сих пор Сузи никогда не теряла сознания. И вот сейчас она лежит неподвижно, и на ее щеках расползается легкая голубизна.

Викки не успела опомниться, как во двор въехала машина и остановилась рядом с Сарой. В одно мгновение все для Викки изменилось. Она снова была на горной дороге перед разгневанным французом, вылезающим из своего авто. Дверца машины захлопнулась так же резко, как и в тот раз, и мужчина решительно направился к ним, неся в руках маленький черный саквояж.

Викки замерла. Несмотря на хаос, творившийся в ее мыслях, она заметила, что на нем вечерний костюм, отметила легкую, свободную грацию движений и резкие волнующие черты лица, за которыми, как она поняла еще в первую встречу, скрывается железная воля. С его темпераментом глаза у него должны быть темными и сверкающими, а не голубыми. Она уверяла себя, что больше не увидит его, но подсознательно ей казалось, что они еще встретятся. Молча она наблюдала, как Робер сердечно его приветствовал:

— Ги! Я никак не ожидал увидеть тебя! Разве ты не уехал читать лекции?

— Да, я должен был уехать, но доктор Молино заболел, и мне приходится помогать Жанере. Может, это продлится несколько дней, а может, затянется на недели. — Его проницательный взгляд уже был прикован к неподвижной Сузи. Он опустил саквояж на землю, его руки, уверенные и решительные, поддернули брюки с острой, как лезвие ножа, складкой, и, присев, он поднял веко Сузи.

Его быстрые, спокойные действия внушали Викки уверенность в том, что он сможет помочь Сузи. Даже мадам в момент, когда он вынимал свой стетоскоп, бросив насмешливый взгляд на ее флакон с нюхательной солью, поддалась его очарованию, не взирая на свое прагматичное, холодное сердце.

Почти застенчиво она произнесла:

— Я должна извиниться за своего сына.