Вибрируя всей душой от свалившегося счастья, Машуня смотрела, как Егор Егорович медленно и тщательно выводил подпись на бланке ордера. В солнечном свете, льющемся из окна, его реденькие седины совершенно пропадали, отчего становился виден гладкий шарообразный череп. Это было до смерти прикольно, но Машуня старалась преодолеть свои эмоции и думать о работе.

Ох, Маевская предсказывала, что ее выпустят ровно через неделю. А кто ее вытащит, если не адвокат? По сути дела пророчество Нонны гарантировало Иголиной успех в ее первом деле. Да, такие перспективы весьма радовали, и Машуня вдруг поймала себя на мысли, что уже полностью и безоговорочно верит в ясновидческие способности своей подзащитной.

— Когда пойдешь к следователю знакомиться с делом? — ответственно поинтересовался Егор Егорович и протянул Машуне ордер.

Демонстрируя готовность, она приложила ладонь к виску.

— Прямо сейчас! Разрешите приступить?

— А справишься? — все еще недоверчиво переспросил он.

— Конечно!

… Когда Иголина умчалась, Егор Егорович сокрушенно покачал головой: вот когда он был молодым и неопытным, он так не носился.

Хотя почтенный адвокат лукавил: он просто уже не помнил, что и в его жизни были времена, когда чувства были бурными, солидность мешала, а волосы на голове не только не просвечивали, но и покрывали все отведенное им природой пространство.

* * *

Помимо работы и зарплаты защита Маевской несла в себе еще один плюс: у Машуни появилась возможность утереть нос Федорчуку. О, она нисколько не сомневалась, что разобьет его обвинение в пух и прах! Ей даже очень отчетливо представлялась ситуация, когда она предъявит ему доказательства полной Нонниной невиновности, а Федорчук весь обмякнет, позеленеет и все же признает ее правоту. Вот тогда он будет знать, как звонить к ней домой и пудрить маме мозги своим страстным мычанием!

В общем, Машунино настроение можно было охарактеризовать такими словами как «В бой роковой мы вступили с врагами».

Но прежде чем отправиться в прокуратуру и приступить к защите Нонны Маевской, Машуня предприняла несколько важных шагов: она купила на последние деньги пробник духов и забежала домой переодеться во что-то более приличное, нежели простенький свитерок с юбочкой. Федорчука надо было сразить наповал.

Приведение себя в полную боевую готовность настолько затянулось, что когда Машуня уже облачилась в деловой костюм с галстуком, поела и надушилась новыми духами, было уже как-то поздновато.

— Бли-и-ин! — простонала она, посмотрев на часы. — Время-то! Время! Он уж скоро уйдет с работы!

Пекинес Геракл сел на свою мохнатую попу, почесал задней лапой ухо и тревожно вздохнул: поведение хозяйки было недоступно его собачьему пониманию. Кроме того он не любил хорошие запахи, он любил как пахнет подъезд с кошками, дохлые мышки и продукты его жизнедеятельности.

* * *

Дело об убийстве Станислава Шорохова с самого начала показалось Федорчуку странным. Из детективов и учебников он знал, что наиболее сложными являются заурядные преступления, типа кражи кошелька в трамвае, а любые махинации со всякими излишествами и извращениями, как правило, распутываются легко: стоит только потянуть за нужную ниточку.

Грохнуть жениха на свадьбе да еще во время фейерверка — это, безусловно, преступление не из ряда тривиальных, но весь фокус-то и состоял в том, что Иван пока не понимал, за что ему тянуть.

Свидетелей у Федорчука имелось выше крыши — восемьдесят два человека. Но толку от них было ноль. Все показывали одно и то же: «Да я напился в хламину, пел песни (танцевал танцы, спал на стуле, ссорился с супругой, обсуждал кризис в Российской экономике и т.