Нельзя сказать, что я вся такая мудрая с самого рождения. Конечно, нет. Были времена, когда деньги заменяли мне само значение слова «жизнь». Не однажды приходилось идти на компромисс с собственным «я». Но у меня были тяжелые обстоятельства. Это сейчас я могу себе позволить презрение к деньгам, а когда-то… Ладно, нет у меня желания вспоминать. Портить себе отдых размышлениями о делах «давно минувших дней». Прошло достаточно времени с тех пор, как в моей жизни щелкнул переключатель — с «невезения» на «удачу». И карьера поперла вверх с таким упорством, что я сама себе могла бы позавидовать. Правда, за успех и до сих пор приходится платить: в офисе я торчу зачастую по двадцать часов в сутки. Нет времени даже передохнуть: того и гляди — кто-нибудь шустрый обгонит. Зато в свои тридцать семь я прочно сижу в составе топ-менеджмента известной компании, не нуждаюсь в деньгах, могу себе позволить то, о чем пятнадцать лет назад и мечтать не смела, знаю жизнь такой, какая она есть. А потому цинизм и бьет из меня бурным фонтаном. Полагаю, это единственная область, помимо карьеры, в которой я добилась головокружительного успеха.

Пока я плутала в лабиринтах собственных мыслей, по страсбургским улочкам добрела до Совета Европы. Конечно, не на автомате — приходилось то и дело сверяться с путеводителем, но это было совсем не в тягость, тридцать минут пути прошли незаметно. Я даже удивилась тому, как хорошо мне может, оказывается, быть вне привычной рабочей суеты, наедине с собой. Когда я не перегружена кучей проблем, когда могу спокойно «ни о чем» поразмышлять.

Что самое удивительное, аисты действительно жили в парке оранжереи, прямо в черте города. Вили огромные гнезда на радость многочисленным посетителям и мирно перелетали с места на место, далеко вытянув длинные ноги и не обращая внимания на собравшуюся внизу любопытную толпу. Никогда раньше я не видела живых аистов — только нарисованных, да и то неправдоподобно, непременно с младенцами в клювах. В реальности птицы эти оказались величественными, даже надменными. Знали, наверное, с каким трепетом и любовью относятся к ним жители Эльзаса, и без зазрения совести пользовались привилегированным своим положением.

Я присела на траву у небольшого пруда с искусственным водопадом и стала наблюдать за тем, как огромные птицы взмывают в небо, описывают гигантские круги и неторопливо возвращаются в гнезда. Красиво. А я, отбросив недавние мысли «за жизнь», наслаждалась теперь пьянящим ощущением свободы — не нужно притворяться, играть железную бизнес-леди, не стоит прятать улыбку и ласковый блеск в глазах. Все равно же здесь меня никто не знает. Можно побыть человеком. Я просидела так долго, удивляясь собственной непритязательности, прямо на земле, и с удовольствием вдыхала чудесный аромат деревьев и трав. Постепенно народу вокруг становилось больше — приходили люди в строгих костюмах, белых рубашках и галстуках, тоже усаживались прямо на лужайку и разворачивали свой обед. Не думаю, чтобы в зданиях Совета Европы не было приличных кафе, где можно с комфортом перекусить. Просто сидеть под теплыми солнечными лучами, слушать щебетание птиц, жмуриться от яркого живого света и неторопливо жевать нравилось местным чиновникам гораздо больше. Я попробовала представить себе подобную картину под стенами Государственной думы или Совета Федерации. Стало смешно. Даже если наши драгоценные и решатся выбраться на улицу без охраны, затонированных по самые уши машин и прочих атрибутов власти, то уж вряд ли смогут без проблем присесть на лужайке. Живот не позволит. Я тяжело вздохнула. Недавнее раздражение в их адрес сменилось обыкновенной женской жалостью. Вот ведь бедняжки!

Прошло время обеда, месье в костюмах разошлись по залам заседаний, солнышко переместилось за мой затылок, а я все сидела, прикрыв глаза, ощущая, как покой и радость передаются мне от самой земли.