– Мам, чего это с ним?

Он вдруг очень удивился и спросил:

– Что, вы меня не боитесь?

Она сказала:

– Нет, пап, не боимся!

И тут же с него все раздражение как-то разом свалилось.

– Чего же я ору тогда? Для кого?..

В доме он больше всего ненавидел беспорядок, не переносил абсолютно! Устала, нет времени, лень – все равно дом должен быть идеальным в любой момент. С первого взгляда кажется, что это трудно. На самом деле очень даже хорошо. Скажем, я уезжала на гастроли, и как я уезжала из идеально аккуратного дома, так в такой же дом и приезжала…

Другая сложность – фатальная… Я всю жизнь привыкла ложиться спать рано: была маминой дочкой, не очень любила компании. В принципе очень общительная, заводная, а вот если специально – каждый день гудеть – нет. А Андрей не мог жить без компаний. И мне нужно было преодолеть в себе желание отдыхать после спектакля или концерта. Эта сладкая для меня привычка ушла в небытие навсегда. Мне понадобилось время, чтобы совершенно перестроиться. Так он хотел… У нас дверь вообще не закрывалась. Просто не закрывалась. Мы запирали дверь на ключ, только когда сами отправлялись в гости. Первое время мы шастали по всем его друзьям. Я до этого не пила и вообще пить не умела. Если выпивала хоть немножко, у меня немедленно начиналось отравление: температура поднималась до сорока градусов. Мама все время говорила: «Андрюш, что ж такое! Вы с Ларисой куда-то сходили, и у нее опять сорок». Я лежала, страдала, плакала, а он говорил:

– Ты, Лариска, просто сумасшедшая. Пить надо уметь.

Не то чтобы он учил меня выпивать, нет! Просто были забавные походы в гости, и я постепенно привыкала к красивой жизни. А потом застолья перекочевали к нам. У нас собиралось иногда по двадцать-тридцать человек. Причем гости могли приходить и уходить круглые сутки…»

В течение трех лет Миронов и Голубкина жили в гражданском браке и только в 1976 году, когда Андрей оформил развод с Градовой, официально расписались. Сразу после свадьбы молодожены отправились на дачу, надеясь отдохнуть от городского шума и суеты. Но друзья Миронова решили над ними подшутить. Александр Ширвиндт и Марк Захаров со своими женами дождались ночи и приехали к мироновской даче на такси. Далее послушаем рассказ самого М. Захарова:

«Сначала мы осторожно изображали ночные привидения, которые с воем ходили вокруг дома с погашенными окнами. Поскольку окна не зажглись, звуковую гамму решили разнообразить. «Привидения» стали не только выть, но еще и противно пищать и ухать. Когда пришло физическое утомление (без всяких видимых изменений на даче), Ширвиндт проявил огромную, оставшуюся незабываемой изобретательность. Он неслышно влез через окно в спальню и укусил Ларису Ивановну за пятку. Ларисе Ивановне это почему-то страшно не понравилось».

Женившись на Ларисе, Миронов удочерил ее дочку и стал, таким образом, отцом двух Машенек: Маши Мироновой и Маши Голубкиной. Правда, долгое время девочки друг с другом не общались: так хотели их мамы.

Вскоре после свадьбы Миронов поменял свою квартиру в Волковом переулке на квартиру, примыкающую к «двушке» Голубкиной. Прорубили стенку, и получилась довольно приличная четырехкомнатная квартира.

Между тем в браке с Голубкиной артист продолжал оставаться самим собой: любовных романов на стороне было у него предостаточно. В его сердце находилось место для всех: и для Татьяны Егоровой, и для Нины Корниенко, и для Татьяны Васильевой, и для совершенно безвестных женщин, которые вешались ему на шею чуть ли не во всех городах огромной страны.