Липецкая с неприятным удивлением поняла, что идет к ели, потому что ей нравится мысль об их сходстве. Об их уродливости, непохожести на прочих. Бедное дерево!

Вблизи дерево вовсе не выглядело бедным, однако ничем не напоминало и радостные новогодние елки. Косматое, как медведь-шатун, грязное от налетевших сухих листьев с кленов и осин… Невозможно представить на нем ни цветные пузыри стеклянных шаров, ни гирлянды, подумала Анна. Зато оно сгодилось бы для тайного пристанища ведьм.

Заметив на елке давешнюю ворону, она ничуть не удивилась. На верхушке ворона, где-нибудь на ветках болтается побелевший коровий череп, а из-за ствола вот-вот выберется желтоглазый волк и осклабится в глумливой ухмылке…

– Тебе бы сказки писать, милая!

Птица молча смотрела на нее, и Липецкой внезапно стало не по себе. Предчувствие опасности холодком пробежало по позвоночнику, как струйка ледяной воды. Анна поежилась.

Ей захотелось вернуться к машине и уехать, удрать из этого места. Солнце зашло за облака, и желтый отель вдруг приобрел зловещее и необъяснимое сходство с домом умалишенных.

Но Анна Липецкая привыкла сначала анализировать эмоции, а потом действовать, руководствуясь разумом, а не чувствами. Тебя продуло на этом промозглом ветру, сказала она себе, вот ты и ищешь, где укрыться. Какое возвращение, не глупи: на въезде в Москву сейчас адские пробки! Не для того ты тащилась сюда два часа, чтобы позорно сбежать обратно при виде вороны.

– И потом, не забывай: у тебя здесь дело, – напомнила она себе вслух.

Анна Липецкая снова набросила капюшон и направилась по заасфальтированной дорожке к центральному входу.

Когда она отошла достаточно далеко, из-за ели выступил человек. Он проводил взглядом фигуру в длинном пальто и усмехнулся.

– Такси пришлют через пару часов, – сказал Сергей Бабкин. – Уверена, что мне не нужно с тобой?

– Я даже не уверена, что мне самой нужно ехать.

Маша захлопнула крышку чемодана, поднялась и обнаружила, что забыла на столе несессер.

– Машка, я серьезно! – гнул свое муж. – Дел сейчас нет, на три дня Илюшин меня отпустит. В этой «Тихой заводи» остались свободные номера, я посмотрел. Кстати, отель не из дешевых.

– Света Рогозина всегда была убеждена, что заслуживает самого лучшего.

Маша задумчиво взяла со стола общую фотографию их класса – единственную вещественную память о тех годах. Не считая дневников, которые, кажется, до сих пор хранятся у родителей. Ах да, и аттестата.

Бабкин заглянул через плечо.

– Красивая девочка, – признал он, кивнув на ту, что стояла в центре.

– Сказочно красивая! Здесь не разглядеть, но у нее еще и глаза изумительного оттенка – цвета весенней листвы. Сочные такие глазищи!

– Ты так говоришь, будто варенье из них собираешься варить.

– Тьфу на тебя!

Маша хотела сунуть снимок в карман чемодана, но муж удержал ее.

– Подожди! Дай свою будущую жену толком рассмотрю.

– Нечего меня рассматривать. Как говорил ослик Иа-Иа, душераздирающее зрелище.

Бабкин взглянул на снимок, где рыжеволосая девочка с тонкими чертами лица несмело улыбалась в камеру.