Четырьмя часами ранее

Уже на подъезде к отелю колеса зацепили лед в широкой колее, и машину повело так, что Маша от испуга схватилась за спинку переднего сиденья.

– Да что ж такое-то… – сквозь зубы пробормотал водитель.

Зима, мысленно ответила ему Маша, всего лишь зима. Это безжалостное время года начиналось для нее в ноябре и заканчивалось – не всегда, но как правило – в марте.

Такси черепашьим ходом доползло до отеля. Маша захлопнула за собой дверцу, глубоко вздохнула – и беззвучно засмеялась.

В начале апреля внезапно появляется воздух, которым можно дышать.

После зимы, забивающей черным снегом нос, горло и голову.

После зимы, острым холодом прокалывающей щеки, раскатывающей издевательский гололед под ногами. После зимы, лишающей тебя равновесия. И тепла. И жизни.

В небе изредка приоткрываются окна, и оттуда веет синевой. Как будто кто-то большой взял тебя на ладонь, нахохлившегося, жалкого, и отогревает теплым голубым дыханием.

Маша проводила взглядом отъезжающее такси. В плотно утрамбованном слое облаков над «Тихой заводью» кто-то насверлил лунок, и сквозь них виднелось небо, чистое и прозрачное, как озерная вода.

Пахло известкой и мелко порезанным огурцом. Из фонтана выпрыгивал дельфин с отбитым носом, целясь в небо.

Какое спокойное тихое место, подумала Маша, и вдруг заметила фигуру в окне.

Кто-то смотрел на нее со второго этажа. Поняв, что его раскрыли, человек отшатнулся и растворился в глубине комнаты.

…Навстречу Коваль с Савушкиной по узкой дорожке прошел щеголеватый мужчина в пальто, галантно приподнял ветку перед Иркой. Она встретилась с ним глазами. «А ничего такой!»

– Люб…

– А?

– Любка!

– М-м?

Подруга шла, уткнувшись в телефон, и не желала замечать ни парка, ни встречных особей мужского пола.

– Видала, какой хлыщ?

– Видала, – равнодушно отозвалась Сова.

– А ты бы с ним того, э? – не отставала Ирка. – Замутила бы, Люб?

Савушкина страдальчески закатила глаза.

– Господи, Коваль! Что за подростковый жаргон! И – нет! Не замутила бы!

Насколько Ирка могла судить по замеченным обрывкам смс, Савушкина вела бурную переписку, жонглируя тремя любовниками и мужем.

– А почему? – огорчилась она. Мужчина ей понравился, и она хотела, чтобы Любка своим одобрением косвенно подтвердила его высокое качество. – Некрасивый?

Савушкина оторвалась от телефона и обернулась на уходящее пальто.

– Ира, какая разница – красивый, некрасивый! Мне в принципе непонятно, зачем это нужно. Возня эта, пыхтение… Я понимаю, когда есть выгода. А так – для чего?

– Для удовольствия! – с горячей убежденностью возразила Ирка.

– Для удовольствия я лучше на массаж схожу.

Сова еще раз посмотрела вслед мужчине и оценивающе прищурилась:

– Конечно, если ты думаешь, что может быть какая-то польза…

Коваль засмеялась и махнула рукой.

Любка Савушкина рассматривала секс как инвестицию. Она вкладывала себя, существо безусловной ценности, и желала получить заслуженно высокий процент.