Смех, брожение по огромной комнате, к нам приблизился мужчина с бородой, в кожаном плаще, он сказал Боссу:
– Ну, я тебе оставлю три тыщ-щ-и.
И покосился на меня, ждал реакции. Я, наверное, должен был подпрыгнуть, крутануть в воздухе сальто и шваркнуться на позвоночник. Потому, что у человека не может быть в кармане такой огромной суммы денег. Они бы просто не поместились в кармане.
Пришла еще компания, в комнате стало совсем тесно. Вижу – Игорян пьет штрафную. Я обрадовался.
– Эй!
Сначала он не понял кто перед ним, потом память его проморгалась, он выпалил:
– Оба, ну как ты?
– Вот вчера с фронта вернулся.
– Отлично, поможешь продать двадцать девяток.
– Чего?
– Стой здесь, я сейчас…
Куда я попал? Где те ребята с улицы Марата? Стало скучно. Махнул Шляпе рукой, показал пальцами, что ухожу.
Мы шли по улице, молчали, я уже все понял, это было первое в моей жизни предательство. Он сообщил, что Кулькис в тюрьме за валюту, сам он женился и занимается делами.
– Кручусь, братан.
– А, что мне теперь делать? Мне?!
– Да не кричи ты, сумасшедший. Поступай в джазуху, если ты такой кремень, я пас, времени нет.
Мы еще постояли, допили бутылку «Агдама», покурили у пылающих мутным оранжем витрин ресторана «Балтика», через два года здесь будет общественный туалет под названием «Макдональдс», и расстались навсегда.
В школу поступил без особых проблем, сразу после Нового года, в группу Георгия Косояна по классу духовых инструментов. С гитарой не сложилось – мест не было, и еще с августа большой конкурс. Выбирать не приходилось, пришлось переключиться на саксофон.
По четвергам, вечером, все желающие с разных групп собирались на так называемый оркестр, культурно джемовали в актовом зале, мусоля вариации на классические темы. Собирались зрители – люди, имеющие отдаленное отношение к нашей «джазухе», до начала «оркестра» и в перерыве вместе с нами топтались на лестничных площадках и курилке, играли на гитарах, что-то яростно обсуждали, сидя на подоконниках. Молодые люди, костистые, в квадратных очках, в черных пиджаках из кожзаменителя. Они все повторяли:
– Мы – демократы.
Пару раз я видел оборванцев из группы «Манго – Манго», казавшиеся мне тогда полными придурками. Заходил к нам легендарный Алик Сахаров. Дядя Сахар, пожилой мужик всегда в пальто и костюме с галстуком. Алик утром, когда из гостиниц и туристических автобусов вываливают экскурсии, выползал на Невский проспект, надувал глаза, растерянно шарил по карманам и с прибалтийским акцентом «бомбил» под пьяного эстонца отставшего от группы и потерявшего бумажник. Народ подавал.
Игорька я увидел в перерыве, зрители и музыканты высыпали на лестницу, доставали сигареты, прикуривали.
– …Вы, что-нибудь слышали о суммарном счете на два миллиона рублей?
Я свистнул, Игорь обернулся, опять слышу смех за его спиной.
– Саксофон? Очень хорошо, – похвалил он, потрогав пальцем инструмент, болтающийся у меня на груди, – надо серьезно поговорить. Ты будешь нужен.
Глаза его сделались по-комсомольски серьезными.
– Скоро в России появятся богатые люди, я собираюсь открыть презентацию.
– Что?
– Это место, – пояснил он, – где богатые люди подписывают контракты. Мне еще нужна девочка со скрипкой.
– Зачем?
– Людям нужно место, где они будут спокойно подписывать контракты. Место с хорошей музыкой, ты будешь играть джаз на саксофоне, а девочка на скрипке.
Девочка совсем не вписывалась в концепцию моего представления о джазе. |