– Думаю, король смирится с соглашением, – поддержал графа Иэн. – Не уверен, что полностью согласен с шестьдесят первой статьей, но она послужит напоминанием Джону, если время от времени он будет забывать о других своих обещаниях. Это не значит, что так и будет, только…

Джеффри переводил глаза с одного лица на другое.

– Чертовски хотелось бы, чтобы вы оказались правы, – сказал он почти спокойно. – Но, говорю вам, я не верю в это. Для меня сам факт, что Джон подписал хартию, содержащую такую статью, означает лишь одно – он знает, как обойти это соглашение.

Граф Солсбери промолчал, глядя на кубок с вином, который держал двумя ладонями. Иэн глянул на него и снова перевел взгляд на Джеффри. Тот тяжело вздохнул.

– А если все вы думаете, что подписание одной хартии или даже десяти угомонит заговорщиков, то либо обманываете сами себя, либо гораздо глупее, чем я думал. Эта статья дает им право на бунт. – С застывшим от отчаяния лицом Джеффри направился к столу – короткий шаг, длинный шаг – и схватил стоявший на нем кубок. – Я выпью за мир, но, поверьте мне, джентльмены, вам стоит держать свое оружие наготове, потому что нас ждет настоящая война.

29.

В девятнадцатый день июня бароны Англии – как мятежники, так и преданные королю, повторили клятву верности ему. Джеффри присягал вместе с остальными, а затем попросил разрешения удалиться, на что получил охотное согласие. Поскольку леди Элинор вернулась в Роузлинд, Джоанна уехала в Хемел и встретила Джеффри там.

Вскоре она пришла к выводу, что лучше бы ей остаться дома. Джеффри приехал мрачнее тучи, и ничто, казалось, не могло изменить его настроения. Часто, даже когда они занимались любовью, Джеффри, вместо того чтобы уснуть после нескольких полусонных, нежных слов, вставал и начинал метаться по комнате – короткий шаг, длинный шаг, короткий шаг, длинный шаг… Если Джоанна спрашивала, что тревожит его, он обычно возвращался в постель и притворялся, что хочет спать, но однажды резко повернулся к жене и сердито сказал:

– Ты хотела, чтобы я возненавидел войну. Что ж, твое желание исполнилось: я ее истинно ненавижу!

Джоанна уже не задавала вопросов, решив, что страдания Джеффри отразились не только на его теле, но и на душевном состоянии. К своему немалому удивлению, она обнаружила, что не испытывает презрения к его страху. Любовь прощает все. Джоанна мучилась лишь оттого, что не могла утешить мужа. Она молилась о мире с тем пылом, какой всегда подавлял ее собственный страх. Голос ее дрожал от нежности, когда она говорила с мужем, когда признавалась ему в своей любви. Несмотря на все ее отчаянные старания, Джеффри оставался таким же мрачным. Возможно, любовь, наконец открывшаяся ему, только раздражала его.

Молитвы Джоанны не были услышаны. Поначалу приходили как будто неплохие известия. Джон, похоже, пытался вершить справедливый суд и соблюдать букву Хартии вольностей. Но вскоре слухи стали столь же нерадостными, как и настроение Джеффри. В июле верхушка мятежных баронов начала проявлять по отношению к королю оскорбительное высокомерие, а в августе отказалась покинуть Лондон и не позволила Джону и его людям войти в столицу. Джеффри ничего не сказал по поводу этих новостей.

Все свое время он посвящал обучению латников искусству сражения и совершенствованию своих навыков в верховой езде. Трех боевых коней серой масти предоставила ему Элинор взамен потерянных им.

Он занимался этим с той же унылой, мрачной напряженностью, отчего сердце Джоанны разрывалось на части. Джеффри всегда получал огромное наслаждение от любого вида военного искусства, а особенно ему нравилось обучать лошадей. Теперь же его как будто ничто не удовлетворяло. Поскольку Джеффри оказался прав насчет намерений Джона аннулировать Хартию вольностей, новости об этом ничуть не задели его.