– Все-таки он обесчестил ее, Уоррен, – напомнил Клинтон, – Поэтому прежде всего надо поправить положение свадьбой, а потом все остальное.

Джеймс, однако, плохо слышал, о чем они говорили. Ему совсем не нравился цвет лица Джорджины. Кроме того, она едва дышала. До этого сам он никогда не имел дела с женщиной, упавшей в обморок. Находился кто-нибудь, кто в подобных случаях совал под нос пострадавшей нюхательную соль. У ее братьев она наверняка есть. Может, подойдут жженые перья. Интересно, чем набит этот диван?

– Можно попробовать пощекотать ее пятки, – предложил Дрю, стоя за спиной Джеймса. – Они очень чувствительны.

– Я знаю, – ответил Джеймс, вспомнив, как однажды он невзначай провел рукой по ее ступне, и она лягнула его так, что он слетел с кровати.

– Вы знаете? Какого черта вы знаете?

Джеймс вздохнул, услышав враждебность в голосе Дрю.

– Милый мальчик, неужели вы думаете, что я занимаюсь такими детскими шалостями, как щекотка?

– Меня интересует, какими шалостями вы занимались с моей сестрой?

– Не больше, чем вы уже предполагаете.

Дрю напрягся и ответил:

– Я вам вот что скажу, англичанин: вы сами копаете себе глубокую яму.

Джеймс посмотрел на него через плечо.

– Вовсе нет. Вы хотите, чтобы я лгал вам?

– О Господи, это было бы лучше.

– Прошу прощения, парень, но у меня нет той совести, которой вы, кажется, обременены. Как я говорил вашей сестре, я очень испорчен в некоторых отношениях.

– Речь идет о женщинах?

– Да. Если вы не возражаете.

Дрю побагровел и сжал кулаки:

– Вы еще хуже, чем Уоррен!

– Не стоит, щеночек! Чувствуете вы верно, я убежден в этом, но со мной вы не можете иметь дело, это вы знаете. Займитесь чем-нибудь полезным. Принесите что-нибудь, чтобы помочь вашей сестре. Ей следовало бы участвовать в этом удивительном вечере.

Дрю, рассерженный вышел и вскоре вернулся со стаканом воды. Джеймс посмотрел на него с недоверием.

– Скажите на милость, что вы собираетесь делать?

Вместо ответа Дрю вылил содержимое стакана на лицо Джорджины.

– Ну, я очень рад, что сделали это вы, а я не я, – сказал Джеймс, в то время как Джорджина, визжа и отплевываясь, села и стала глазами искать виноватого.

– Ты упала в обморок, Джорджи, – быстро пояснил ей Дрю.

– В соседней комнате, наверное, десяток женщин с нюхательной солью, – сказала она, яростно стряхивая негнущимися пальцами воду с лица и шеи. – Разве нельзя было кого-нибудь попросить?

– Я об этом не подумал.

– Можно было, наконец, принести просто мокрое полотенце. Черт возьми, Дрю, глянь, что ты наделал с моим платьем!

– Которое тебе прежде всего не следовало надевать, – возразил он. – Может, теперь ты переоденешься.

– Я буду носить его, пока оно не развалится. Если ты это сделал, чтобы…

– Ребята, если вы не возражаете, – заявил Джеймс, чтобы привлечь внимание Джорджины.

– Ах, Джеймс, посмотри на себя!

– Это трудно сделать, милочка! Но я бы сказал, что с тебя все еще капает.

– Вода, осел, а не кровь, – отрезала она и повернулась к Дрю: – Может, у тебя хоть платок найдется?

Он порылся в кармане, вытащил белый платок и подал ей, ожидая, что она вытрет лицо. Вместо этого он с изумлением увидел, как она, наклонившись, стала прикладывать платок к ссадинам на лице англичанина. А тот позволил ей это сделать, как будто еще недавно не смотрел на нее с ненавистью и не опозорил ее перед семьей и друзьями.