Имоджин заставила себя подняться на ноги и даже почти сумела подавить жалобный стон. Ей было очень больно. Каждое движение превращалось в настоящую пытку. Ступни жгло, как будто она стояла на углях, и эта боль отзывалась во всем теле.

— Этак недолго и вправду охрометь, — пробурчала она себе под нос, с трудом удерживаясь в вертикальном положении. — Ну что ж, посмотрим, как тут и что!

— Леди, — воскликнул Сивард, с тревогой разглядывая ее окровавленные ступни, — вам вовсе не обязательно…

— Мы явились сюда ради спасения Кэррисфорда, — процедила она с мрачным упрямством. — Мои ноги еще могут мне послужить, и чем скорее я наберусь храбрости и попрошу помощи у Фицроджера, тем скорее мы сможем избавиться от этого вонючего маскарада!

И они потащились вдоль стен внешнего двора, стараясь держаться к ним поближе, где легче было увернуться от копыт нервного жеребца и не путаться под ногами у слуг. Но даже здесь им приходилось то и дело останавливаться и пропускать людей, таскавших припасы из кладовых, устроенных внутри толстых крепостных стен.

Внезапно она учуяла запах еды, и у нее громко забурчало в животе. Пекарня! Ее желудок все настойчивее напоминал о том, что на протяжении почти целых суток ей досталось лишь несколько глотков воды да немного эля. Неудивительно, что она так ослабела!

— Мы можем у них попросить? — шепотом поинтересовалась она, сама удивляясь тому, что ее может терзать такой дикий голод.

— За спрос денег не берут. — Сивард отважно доковылял до дверей пекарни. Имоджин заглянула через его плечо и увидела пекаря и подмастерьев. Они вынимали свежие караваи из горячей печи.

— Не найдется ли у вас краюшки хлеба для бедняков? — жалобно проныл Сивард.

Пекарь глянул на них и приветливо кивнул. Молодой подмастерье взял ломоть, упавший на землю, и кинул им. Сивард ловко поймал его на лету и, рассыпаясь в благодарностях, вернулся во двор. Пока они искали уголок поспокойнее, чтобы разделить добычу, Имоджин ощутила некоторое неудобство и едва успела с испуганным криком подхватить свою торбу. Завязки на спине оказались недостаточно надежными.

В ту же секунду возле нее возникла незнакомая пожилая женщина.

— Что, болит? — участливо спросила она. — Может, это схватки?

— Нет, — Имоджин отчаянно затрясла головой, — нет, еще осталось несколько недель!

— Смотри, милочка, не просчитайся. Ты сама-то откуда?

Имоджин была слишком занята тем, что держала свою торбу, не давая ей сползти на землю. Она затравленно оглянулась на Сиварда в надежде, что тот придумает подходящий ответ.

Он весьма правдоподобно изобразил грубого крестьянина, заботившегося только о себе, и со смаком надкусил драгоценный ломоть хлеба. У Имоджин тут же потекли слюни. Наконец он невнятно пробурчал:

— Мы из Татриджа. — Это была деревня на самом краю кэррисфордских владений, на границе с землями Уорбрика и Клива.

— Ничего удивительного, что вы снялись с места, — ведь там такое творится… — Женщина наклонила голову и замолчала, прислушиваясь. Видимо, ее кто-то позвал. — Надо идти. А ты не бойся, милочка, найди местечко поспокойнее да передохни! — И она исчезла в толпе.

Сивард в ту же секунду отдал хлеб Имоджин, и она с жадностью вонзила в него зубы. Никогда в жизни ей не приходилось есть ничего вкуснее этого хлеба, еще не остывшего после духовки. Ее нисколько не беспокоили песчинки, слегка похрустывавшие на зубах.