Разбойнику пришлось повернуться, чтобы отразить атаку.

Имоджин попыталась снова позвать на помощь, но ее никто не слышал. А ведь Фицроджер набросился на врага с одним легким мечом, без кольчуги и лат, тогда как его противник был весь закован в броню и размахивал тяжелым длинным клинком. Сражаться с таким налегке было настоящим самоубийством.

Тяжелый меч со свистом рассек воздух. Он мог запросто развалить человека пополам. Но ее спаситель ловко отразил удар. От звона стали у нее заложило уши, а сердце зашлось от сострадания.

Сколько еще подобных ударов примет на себя ее защитник? Его противнику достаточно было попасть куда угодно — для незащищенного рыцаря это в любом случае означало смерть.

А она-то с чего здесь разлеглась?

Она скинула с себя щит и встала на четвереньки, визгливо выкрикивая:

— Фицроджер! На помощь! Фицроджер!

Наконец-то ее услышали! Солдаты побросали свои дела и спешили к ним, но их помощь уже не потребовалась. Фицроджер сделал низкий выпад, и его меч вонзился глубоко в незащищенную ногу противника. Тот с ревом грянул на землю, и Фицроджер наступил на рукоять его меча, а потом пнул ногой в висок. Бандит распростерся навзничь. Фицроджер без колебаний ударил его в горло. Рев перешел в невнятное бульканье, и вскоре наступила тишина.

Фицроджер вытащил свой окровавленный меч.

Имоджин едва успела откатиться в сторону, и ее стошнило. Она стояла на четвереньках и корчилась от сухих спазм, хотя желудок давно избавился от содержимого. Наконец судороги прекратились, и она огляделась вокруг. Оказывается, ее стошнило на труп. Она с испуганным визгом отползла прочь.

Наткнувшись на какое-то препятствие, Имоджин застыла, скорчившись от ужаса.

Фицроджер опустился на землю возле нее.

— Все кончено! — сказал он чуть ли не дружески. И положил руку ей на плечо: — Тебе очень плохо?

— Ты его убил! — закричала она, отшатнувшись.

— Это моя работа, леди Имоджин, — сухо проговорил он. — Ты не ранена? Где у тебя болит?

— Ты его ударил ногой! — А ведь рыцарям не полагается во время поединка пинать друг друга в голову! И она должна была это немедленно ему объяснить: — Тебе не следовало этого делать! Я уверена, что это неправильно!

Она трясла и трясла головой, как заведенная.

Сильная оплеуха мигом привела ее в чувство, и она испуганно взглянула на Фицроджера.

— Я хочу поднять тебя с земли, — пояснил он. — Скажи, если тебе будет больно.

Он поднял ее на руки. Немного подождал на тот случай, если она пожалуется на боль, и понес Имоджин через двор.

— Ты не должен был его пинать! — упрямо повторила она.

— Возможно, ты права. Я замолю свой грех.

Считая, что этого вполне достаточно, Имоджин наконец успокоилась, закрыла глаза и устало прислонилась щекой к его кожаному кафтану. Но тут же содрогнулась от отвращения. От него разило кровью.

— Избавь меня от всего этого! — взмолилась несчастная.

— Пожалуй, ты снова права. Тебе здесь не место.

Она различила в его голосе ледяные ноты и вспомнила о бедняге Берте. Неужели если он выживет, то лишь для того, чтобы быть наказанным жестоким хозяином?

— Это я во всем виновата, — призналась она. — Я убедила Берта, что там, на холме, нам грозит опасность. Но ведь это могло оказаться правдой! — По тому, как стало тихо, она пришла к выводу, что Фицроджер уже добрался до внутреннего двора. Имоджин решилась чуть-чуть приоткрыть глаза.

Да, они выбрались из этого ада. И то, что она видела теперь, гораздо больше напоминало ее родной дом.