Изменить размер шрифта - +
Действительно ли это был голос покойного господина Липсица? А деньги? Деньги пожертвованы пансиону? Такая немыслимая сумма? Что же Аполония, что она сказала о благодеянии?

Ничего?

Ничего определенного пока не получалось. Совершенный сумбур.

– Аделия Станиславовна, вернемся, с вашего позволения, в то далекое время, когда пансион только покупался Хорошевскими. Быть может, вы припомните какие-нибудь подробности касательно совершения сделки, покупки здания для пансиона.

– Конечно, – оживилась собеседница, – я прекрасно все помню. К тому же Антон вникал во все подробности и мне пересказывал. Он очень боялся, что Аполония и ее муж, лишенные практической смекалки, окажутся обманутыми. Мы все вместе ездили выбирать место и дом. Всем очень понравилось, так романтично: река, водопад, лес. Только Лека, помниться, говорила, что плохое место.

– Чем же плохое?

– Дом старый, ремонта много требует, расходы большие. Лес глухой, страшно.

От столицы далеко. Но ее тогда не послушали, может быть, и зря.

– А что за покупатели вдруг объявились, когда сделка уже была почти заключена?

– Странные какие-то люди, как рассказывал Антон Иванович. Собственно, он довольствовался только словами Хорошевского. К Андрею Викторовичу явился некий господин, который заявил, что этот дом, дескать, часть семейного наследства и не может уйти в чужие руки. Раньше у него не было денег купить дом у прежнего хозяина, теперь они появились, и он готов заплатить сколько угодно, чтобы дом достался ему. Но Андрей заупрямился, и господин ушел ни с чем.

– И больше вы ничего об этих наследниках не слышали?

Аделия пожала плечами. На этом они и расстались. Сердюков отправлялся в пансионат и обещал Аделии, что непременно известит ее, если появятся новости. Хорошие или плохие. Но перед отъездом он решил посетить спиритический салон госпожи П.

 

Глава двадцать шестая

 

Осип Осипович Мелих уже как десять минут стучал в дверь директорской квартиры. В ответ – ни звука. Мелих уже начал беспокоиться. Наконец, когда учитель уже собрался звать на подмогу дворника Федора, послышались тяжелые шаги, и дверь отворилась. Мелих вздрогнул. Он поначалу решил, что перед ним незнакомая женщина.

– Аполония Станиславовна! – вскрикнул он в ужасе. – Вы ли это?

Хорошевская с длинными косматыми волосами, запавшими глазами, в наспех запахнутом капоте совершенно не была похожа на ту прежнюю, ухоженную, статную даму, с идеальной высокой прической, ласковой улыбкой на устах.

– Что еще приключилось? – в страхе прошептал Мелих, боязливо перешагивая порог квартиры.

– Теперь карлик явился мне и требует невозможного за жизнь Андрея Викторовича, – последовал глухой ответ.

– Не сочтите за любопытство…

– Меня, меня всю или по частям. Облегчение участи узника в зависимости от моей уступчивости.

– Боже милосердный! Какая пакость!

Но что же делать? – учитель затряс головой и присел на стул. – А я, грешным делом, забежал проститься, собрался уезжать. Что же теперь, как же быть?

Мелих пребывал в растерянности. Чувство долга не позволяло ему покинуть одинокую женщину, оставить ее одну в пустом пансионе перед лицом неведомого врага и в ожидании неминуемого насилия.

Но и оставаться здесь у него не было никакого желания. Еще свежо в памяти унижение, которое он пережил в гимнастическом зале, попав под подозрение полицейского.

– Поезжайте, – безучастно ответила Аполония. – Мне вы вряд ли сможете помочь. Поезжайте!

Мелих медлил. Мимо него бесшумной походкой прошел директорский кот и всеобщий любимец Жалей.

Быстрый переход