Карен Брукс. Незваный гость
1
Утробно ревел пылесос, но до Трейси этот звук доходил как отдаленное жужжание, на фоне которого через наушники в нее вливался голос Брюса Спрингстина. Подпевая ему, она водила щеткой по ковру с длинным ворсом, отодвигая с пути потрепанную мебель. Обитый ситцем мягкий стул скользнул вправо. Обшарпанный кофейный столик прижался к софе. Лампа, стоявшая на боковом столе, опасно наклонилась, но потом восстановила равновесие, как только пылесос втянул в себя пыль, крошки кекса и разноцветные кусочки мела под столиком. Некая золотая вещица блеснула за долю секунды до своего исчезновения в прожорливой пасти пылесоса. — Черт побери! — Она выключила пылесос, сорвала с себя наушники и стукнула ногой противную машину. Трейси вскрикнула от боли, когда пальцы ее босой ноги врезались в неподатливый металл. — Дональд Дэвид Магир! В поле ее зрения появился ковыляющий, сосущий большой палец двухлетний малыш с огромными синими глазами, кудрявыми каштановыми волосами и ангельским личиком. — Ма?? Печенье? Трейси наградила его хмурым взглядом: — Никакого печенья не получишь, молодой человек. Ты что, играл здесь с моим браслетом? При звуке резкого голоса синие глаза наполнились слезами. Розовая нижняя губа задрожала. Трейси испытала отвращение к самой себе. Если ребенок, едва достигший двухлетия, уронил ценный браслет там, где его мог проглотить пылесос, разве же можно винить его за это? Очевидно, она оставила сверкающий золотой браслет-амулет в таком месте, где он мог ввести его в соблазн. Только бог знает, сколько раз он припрятывал ее ключи в разных укромных уголках дома. Браслет наверняка показался ему еще более соблазнительным. — Ну прости, детка, — покаянно пропела она, обняла его и пощекотала, пока хихиканье не пришло на смену слезам. — Мамуля достанет его. — Печенье? — с надеждой повторил он, почувствовав, что гроза миновала, и мать осознала свою вину. Она хохотнула: — О’кей, маленький хитрец, ты получишь печенье. Она отнесла его на кухню, усадила на стул, дала шоколадное печенье и строго потребовала, чтобы он не сходил с места, пока не съест его. — Никаких крошек в гостиной. Во всяком случае, пока я не уберу старые. О’кей? — Кей, — торжественно согласился он, глядя на нее глазами, похожими на мерцающие заводи невинности, округлив свои розовые губки в маленькую дугу, чуточку изломанную в уголках. Когда он смотрел на нее таким образом — обманчиво нежно, ровно, мягко, так честно, словно был Авраамом Линкольном и Джорджем Вашингтоном в одном лице, — то становился вылитым отцом. Его слово тоже гроша ломаного не стоило. Трейси вернулась в крошечную гостиную, с отвращением посмотрела на пылесос и развернула утреннюю газету, которую не успела еще посмотреть, потом вынула пылесборник. — О, мой бог! — пробормотала она, погружая руку в противную грязь и пытаясь нащупать браслет. Она доставала обрезки бумаги, заколки для волос, целые горсти пыли. Со стоном она снова погрузила туда руку, и ее пальцы коснулись наконец чего-то холодного, металлического. — А вот и он! — торжествующе воскликнула Трейси, дернула за браслет и засыпала мусором только что вычищенный ковер. Браслет был весь в грязи. Не обращая внимания на раскиданный мусор, она села и стала рассматривать маленькие кусочки золота, напоминавшие о значительных событиях в ее жизни. Крошечный мегафон — это когда она была в группе поддержки любимой команды, миниатюрная «Статуя Свободы», появившаяся после ее поездки в Нью-Йорк, когда она уже училась в старших классах, четырехлистный клевер, подаренный Дугом, когда ей было семнадцать, и они официально стали женихом и невестой, сердечко, подаренное им же, когда они поженились, крошечная рождественская елочка с игрушками, которую он добавил к остальным брелокам во время их первого отпуска, и, наконец, золотой кружочек с выгравированной на нем датой рождения Дональда Дэвида, который ее родители принесли ей в роддом. |
