Джеффри Арчер. Ни пенсом больше, ни пенсом меньше
Пролог
— Йорг, ждите сегодня вечером, часам к шести по европейскому времени, семь миллионов долларов из банка «Креди паризьен». Поступят на счёт номер два. Разместите их в лучших банках с рейтингом «ААА». В крайнем случае, инвестируйте в суточный евродолларовый рынок. Сделаете? — Сделаем, Харви. — Положите миллион долларов в банк бразильского штата Минас-Жерайс в Рио-де-Жанейро на имена Силвермена и Эллиота и аннулируйте вклад до востребования в «Барклейс-бэнк» на Ломбард-стрит. Сделаете? — Сделаем, Харви. — Покупайте золото на мой инвестиционный счёт, пока не наберётся десять миллионов долларов. Потом попридержите его до дальнейших указаний. Старайтесь покупать по минимуму и не торопитесь — будьте терпеливы. Будете? — Буду, Харви. Харви Меткаф запоздало подумал, что без последнего замечания вполне можно было и обойтись. Йорг Биррер, один из самых консервативных и самых удачливых цюрихских банкиров, неоднократно за последние двадцать пять лет подтверждал свою проницательность, которую Харви чрезвычайно ценил. — Составите мне компанию в Уимблдоне? Двадцать пятого июня в два часа дня. Это будет вторник. Центральный корт, места как всегда. — Благодарю за приглашение, Харви. Меткаф молча положил трубку. Он никогда не прощался, потому что не понимал тонкостей жизни, а учиться им сейчас было уже поздно. Взяв трубку, он набрал семизначный номер банка «Линкольн траст» и попросил соединить его с секретаршей. — Мисс Фиш? — Слушаю, сэр. — Уничтожьте папку компании «Проспекта ойл», а также всю связанную с ней корреспонденцию. Всё должно быть чисто. Вы поняли? — Да, сэр. За последние двадцать пять лет Харви Меткаф трижды отдавал подобные распоряжения, и мисс Фиш научилась не задавать вопросов. Харви энергично выдохнул — этакий выдох победителя: теперь он стоит двадцать пять миллионов долларов, а может, и больше, и ничто не помешает ему пойти дальше. Открыв бутылку шампанского «Крюг» 1964 года, которое ему поставляла лондонская компания «Хеджес энд Батлер», Харви медленно отхлебнул глоток и закурил контрабандную кубинскую сигару «Ромео И Хулиета Черчилль». Знакомый иммигрант-итальянец раз в месяц привозил ему коробку — двести пятьдесят штук. Устроившись поудобнее, Харви тихо наслаждался своей победой. В Бостоне, штат Массачусетс, было 12.20 — почти время ленча. На Харлей-стрит, Бонд-стрит и Кингс-роуд в Лондоне и в колледже Магдален в Оксфорде было 18.20. Четыре незнакомых между собой человека открыли последний номер лондонской «Ивнинг стандард» и проверили цену на акции компании «Проспекта ойл». Цена равнялась 3 фунтам 70 пенсам. Все четверо были богатыми людьми и надеялись увеличить свои состояния. Завтра они станут нищими.
Хенрик Метельски родился на окраине Ист-Сайда в Нью-Йорке 17 мая 1909 года в маленькой комнатушке, где к тому времени уже спали четверо ребятишек. Он рос в годы Великой депрессии с надеждой, что Бог не оставит и дадут поесть хотя бы раз в день. Его родители, выходцы из Варшавы, эмигрировали из Польши в начале века. Отец Хенрика был пекарем, и вскоре для него нашлась работа и в Нью-Йорке: чёрный ржаной хлеб, выпекаемый польскими эмигрантами, пользовался большим спросом, особенно в маленьких ресторанчиках, куда приходили их соотечественники. Родители Хенрика хотели видеть сына образованным человеком, но он не стал выдающимся учеником. Таланты тянули его в другие сферы. Хитрого, смышлёного мальчишку больше интересовал контроль над нелегальным школьным рынком сигарет и спиртного, чем трогательные рассказы об американской революции и колоколе Свободы. |
