Тьма оказалась прекрасным любовником. По телу Фиджи бродили волны удовольствия, внутри разгорался пожар, и все ее чувства обострились до предела. Никогда в жизни она не испытывала столь сильного возбуждения, никогда не была столь близка к пику наслаждения, но полностью расслабиться мешало ей только одно: полная ирреальность происходящего.
Ее совершенно явственно любили физически, но сама она при этом ничего не видела, не слышала… она вообще нигде не находилась! Такое ощущение, что ее любовником была сама тьма.
Потом тьма поредела, ее стали прорезать яркие вспышки, и образы, проносящиеся при этом перед глазами Фиджи, были еще более возбуждающими и волнующими.
Черноволосый красавец склонился над ней… Его губы у нее на груди, а ее ноги — у него на плечах.
Светловолосый, нежный юноша появляется рядом, его руки ласкают ее тело, потом он с силой прижимает ее голову к своему загорелому животу…
На лицо ей падает буря душистых рыжих локонов, теперь ласкающие ее руки куда нежнее и внимательнее, чем руки молодых людей…
Перед глазами Фиджи возникает женская грудь — восхитительная, полная, увенчанная розовыми бутонами сосков…
Она не видит ничего, кроме трех голов, склонившихся над ее телом, — темной, светлой и рыжей. Волны наслаждения все горячее, тьма отступает все дальше, вспышки все ярче, ярче…
Холодный, смутно знакомый голос доносится откуда-то сверху:
— Достаточно, я думаю. Для начала отлично. Одевайте…
Фиджи проснулась, когда за окном уже сгустились сумерки. Она недоуменно огляделась и засмеялась. Надо же — заснуть прямо на ковре, перед камином, пропустить обед и зря истратить полдня из отведенных ей двух суток!
Она встала — и невольно охнула, чувствуя, как звенит от усталости все тело. Сон, казалось, не взбодрил, а утомил ее, словно во сне она выполняла какую-то тяжелую физическую работу.
Фиджи недовольно скривилась, почувствовав волосок, прилипший к губе. Долго не могла поймать его, а когда поймала и машинально поднесла к глазам — глубоко внутри шевельнулась тревога.
Волос был рыжим.
Она стояла под тугими струями душа и хмурилась, изо всех сил пытаясь вспомнить свой сон. Бесполезно. Тьма.
Фиджи вылезла из-под воды, встала перед зеркалом и пытливо уставилась на свое отражение. Странно… ничего, кажется, не изменилось — и все же что-то не так.
Она Сама не помнила ничего, но тело — помнило. На белоснежной коже не осталось ни единого следа… но после горячего душа вдруг явственно проступили…
Тающие следы укуса на шее. Почти незаметный синяк на левой груди. Ссадинка в углу рта. Непривычно возбужденные, болезненно напряженные соски. Еще ссадины, на внутренней стороне бедер…
Фиджи смотрела на себя в зеркало, готовая заорать от ужаса. Она могла бы присягнуть, что сексом с ней никто не занимался — такие вещи женщина знает всегда и точно, — и все же на ее теле остались отметины, недвусмысленно говорящие о том, что она совсем недавно сексом-таки занималась!
Что происходит? Куда она приехала? Какого черта? В какую авантюру втянул ее Морт Вулф?
Она вылетела из душа, пронеслась в спальню и начала выдергивать из шкафа свои вещи. Собственно, она их еще и не видела…
Шмотки были дорогие, очень вызывающие и обильно украшенные стразами и позолотой — вот главное, что можно сказать об этой одежде. Платья, по длине не намного обгонявшие трусы; трусы, состоящие из двух веревочек и лоскутка кружев между ними; лоскутки кружев, скрепленные веревочками и составляющие вечернее платье…
Кожаные бюстгальтеры, расшитые стразами. Корсеты из алого и черного шелка. Бархатные туники, ниспадающие в прямом смысле этого слова. Прозрачные блузки. Джинсы в обтяжку, больше напоминающие чулки. |