— Историю о шпионах и магах вам придется изложить полковнику Барклею, мис, — твердо заявил капитан. — Следуйте за мной.

Лалил оставалось только скрежетать зубами от бессильной злости: «Из-за тебя, дурак, я окончательно потеряю из виду Даетжину!»

Так по-глупому агентесса еще ни разу задание не проваливала. Можно было показывать бравому капитану специальную подорожную, выданную лордом командором, но смысла нет. Даетжину уже вспугнули, ее заморского союзника тоже. Проклятье, как обидно-то!

А капитан Маджар сиял, как тысяча праздничных свечей. Еще бы! Он выследил и задержал шпионку! Осталось только выяснить чью — шиэтранскую или кехтанскую. Но медаль уже обеспечена.

Каси Песчаный набросил на плечи еще одну шерстяную накидку: его ознобило, как при лихорадке. И не спалось ему, и не пилось, и не елось вот уже несколько дней к ряду. Ворочался на тюфяке, не смыкая глаз ночи напролет, в поисках ответа на простой вопрос: «Что же делать?» А ответа не было. Никакого — ни верного, ни ошибочного. И даже в предрассветной тишине чудилось Песчаному, будто растревоженные соплеменники шепчутся, дескать, оставил Великий Неспящий старого каси, не хочет ниспослать сон, не желает откровенничать с древним старцем, выжившим не только из сил, но и, похоже, из ума.

Уши и в самом деле подвели Песчаного. То не люди шептались, то тихонечко плакал маленький ребенок на руках у Бирюзы. Тут уже ничего не поделаешь — старость идет под ручку с немощью.

А женщина уже несколько раз приходила к каси советоваться насчет малыша. Капризный стал, вздрагивает во сне, просыпается и кричит, да так горько и отчаянно, что сердце разрывается. И за словами жалоб слышался старику суровый упрек, а синие глаза эрройны смотрели осуждающе.

Лис, тот напрямик сказал:

— Что ж ты, каси, наделал? Разлучил дитя с матерью. Та уж, должно быть, все глаза выплакала. Мальчонка весь извелся, того и гляди занеможет. Нас с Бирюзой сделал злодеями. А теперь сидишь пень пнем и ничего не предпринимаешь.

Ну не объяснять же воину, что Великий Л'лэ шутки удумал шутить с каси: в сны не приходит, во плоти не является и знаков никаких не подает. Вот что хочешь, то и думай.

И Песчаный думал, день и ночь, от заката и до рассвета. Вспоминал, искал свою ошибку и не находил. Все сделал так, как желал Огнерожденный.

Хотя… каси внезапно пронзила пренеприятнейшая мысль-догадка: а ведь Неспящий ничего у своего верного адепта не просил, никогда не говорил напрямую, мол, добудь мне сына эльлорского канцлера. Не требовал похитить и привезти ребенка в Арр, но и не возражал.

Когда Диан очутился в Арамане, в их уединенном поселке, Песчаный ликовал, молча и не показывая виду, как его переполняет радость от добросовестно исполненного дела. Казалось, вот-вот явится Огнерожденный вместе со своей свитой и свершит обряд… Но ничего такого не случилось ни через день, ни через декаду. Бирюза нянчилась с мальчуганом, воины утроили бдительность, а каси терпеливо ждал знака от Великого Л'лэ. И терпение его мало-помалу иссякало, как вода в древнем колодце. От ледяных ее запасов осталась только крошечная лужица, которой не хватит утолить жажду даже мыши.

— Каси, нам придется уйти из Арамана на север, — заявил прямо с порога Лис. — Если выйдем сегодня к вечеру, то успеем спрятаться в эльлорском форте.

— О нет! — заслонился костлявой рукой Песчаный, словно от удара.

Жест получился настолько жалкий, что следопыту стало неловко.

— Прости, каси, но кехтане лезут через границу, как скорпионы из-под камня. Очень скоро они доберутся до нас.

— Но мы не можем покинуть Араман. Это же место Завета!

— Но и ждать больше нельзя. Без пушек форта и ружей солдат нам теперь не обойтись.