Она брезгливо топырит губу, морщит лоб, и лицо ее становится неприятно знакомым, словно это Лысенко сделал операцию по изменению пола и напялил на себя парик из ее волос. А тогда…

Тогда она посмотрела на этикетку, приглаживая бровь, выпустила тонкую струйку гвоздичного дыма и сказала:

— Чилийское красное? Годится. Просто попроси принести второй бокал.

Из угла доносилась посвистывание окарины и гитарный перезвон — трио музыкантов наряженных в пончо и сомбреро, кутаясь в табачный дым, добросовестно отрабатывало свою зарплату, оправдывая аргентинское название заведения.

Официант, лысоватый мужичок, лет этак сорока, с вороватыми бесстыжими глазами, явно не мог оторвать от нее взгляда, разве что не облизывался, но исполнил требуемое быстро и аккуратно. Вика пригубила вино и, поставив бокал на стол, закурила следующую сигарету от окурка старой.

— Волнуешься? — спросил Сергеев.

Она пожала плечами.

— Нет. С чего бы… Просто хочу курить.

— Потому, что мне не нравится дым?

— Потому, что мне он нравится.

— Принято.

— Кто ты, Сергеев? — спросила Плотникова, разглядывая его сквозь голубоватую, пахнущую сладковато-удушливо, завесу. — Почему я тебя не знаю? А ведь в твоей конторе я знаю всех. Я копаю вас уже полгода. Почему о тебе никто не знает никаких подробностей? Никто не говорит плохо, никто не говорит хорошо. Почему, Сергеев?

— Я человек непубличный.

— Ах, да… Совершенно непубличный. Но свято блюдущий корпоративную этику.

— А что такое корпоративная этика?

Она не отвела взгляда, только глубоко затянулась и как-то неловко, словно сова, повернула голову в его сторону.

— Неужели я так похожа на дуру? — спросила она. — Даже обидно. Как ты думаешь, кто мне сливает информацию о твоем шефе? Да твои сослуживцы в очередь ко мне стоят — рассказать о делишках Косоротова.

— Верю, — сказал Михаил спокойно, тоже не отводя взгляда. — Но это не вся правда. Рассказывать-то тебе рассказывают, но этим не удивишь ни читателя, ни прокурора. Важно другое — источник-то у тебя не один. Часть тебе сливают твои друзья из СБУ, у них свои интересы. Дозировано сливают, грамотно, без лишних подробностей. Чтобы ты видела картину, как нужно им — с одной стороны. Часть тебе сообщает Крыс, на то он и первый зам, чтобы метить на место шефа. А еще кое-что — ты выдумываешь. Ты не волнуйся, у тебя хорошо получается, почти правдоподобно.

Она даже опешила на миг, но очень быстро, почти привычно, взяла себя в руки — так поступает человек привыкший держать удар на уровне рефлексов, а не усилий.

— Вот даже как? — сказала она с удивлением в голосе. — А я думала, что хитрее всех. То есть, надо понимать, ты мне без надобности?

— Я тебе без надобности.

— На место Косоротова ты не метишь?

— Зачем мне его место? У меня есть мое.

Была когда-то такая игра — «гляделки». Глупая, если рассуждать, игра. Бессмысленная. Двое смотрят не мигая друг другу в глаза, до тех пор, пока один не моргнет или не отведет взгляд — в этот момент он проиграл.

На мгновение Сергееву показалось, что он с Плотниковой играет в эту игру. Ставка неизвестна, но очень высока. Чрезвычайно высока. Жизненно важна — иначе зачем с такой силой уперлась ему в глаза взглядом эта странная, похожая то ли на кошку, то ли на хищную птицу, женщина.