– Ну, здравствуй, Ася Круглова, – ухмыляясь на один бок, сказала она, – что тебе здесь нужно?

Ася знала, что Елизавета Никитична не любит ни маму, ни внучек, да и сына своего, наверное, тоже, но все равно она не ожидала такого откровенного презрения в свою сторону.

– Если бы не смерть родителей, я бы никогда сюда не пришла. Мне страшно, что ты моя родственница и что во мне течет твоя кровь, пусть не я, но ведь мои дети могут быть похожи на тебя. Сейчас я вынуждена идти на унижение перед тобой ради своей семьи, ради памяти о родителях. Лену забирают в детдом.

Ася намеренно назвала сестру официальным именем, ведь эта почти чужая ей женщина не достойна знать их маленький секрет.

– Мне не оставляют, прошу тебя, сходи оформи опекунство на себя, и я обещаю, нет, я клянусь, что больше ты о нас не услышишь никогда. В память о папе прошу, не дай им забрать ее, – когда Ася все это произносила, беззвучные слезы реками текли по ее щекам. Потом она опустила голову, встала перед ней на колени и, сложив руки в мольбе, попросила:

– Пожалуйста, спаси сестру, ей нельзя в детдом.

Бабушка стояла и молчала, будто китайская статуя, застывшая в веках. Ася не стала ждать ответа, встала с колен и ушла.

Через два дня курьер привез ей документы с оформленным опекунством Елены Николаевны Кругловой на Круглову Елизавету Никитичну. Вот так когда-то большая семья Кругловых укоротилась до Аси и Генки, и стали они жить дальше.

Ася со своими двумя курсами смогла устроиться только помощником директора, но, по сути, личным секретарем, поэтому терпела от своего начальника все и даже немного больше. Нет, ничего такого, Гарик Михайлович Манукян к Асе не приставал, мало того, он знал о ее судьбе и временами помогал – то пристроить Генку в театральный кружок, то зарплату выплатить за два месяца. Обычно это бывало, когда зима приходила неожиданно, а Генка вырастала из своих вещей, как обычно из всех сразу. Проработав на него уже пять лет, Ася знала, что человек он в принципе добрый, ну а то, что самодур, что ж, это издержки профессии, быть директором киностудии, пусть и небольшой, обычный человек не сможет, надо быть необычным, именно таким он и был.

И вот сейчас она стояла в его кабинете и с ужасом слушала указания.

– Значит, так, Ася, собираемся в командировку в Крым к моему милому Сашеньке Озерову, у него там творится черт знает что, надо ехать и разбираться. Нет, ну я знал, знал, что ничего хорошего от этой затеи не жди. Этот проект был с самого начала неправильным.

– Ну почему? Сценарий талантливый, бюджет спонсоры выделили хороший. Что еще?

– Знаешь, я жуть как не люблю, когда хозяева лезут в работу, они, конечно, люди состоятельные, но они ничего не понимают в этом бизнесе, а кино – это в первую очередь бизнес. Как понимаю, раз такой огромный бюджет и съемки поставили в первую очередь, значит, их кто-то попросил, а это уже давление, значит, и требовать результат будут жестче. По закону маятников, ну или как вы, необразованные в этом смысле люди, думаете, по закону подлости, обязательно все пойдет не так, как надо. Вот уже началось, полюбуйся, прислал мне сегодня сообщение.

Гарик передал Асе телефон, где было написано: «Приезжай срочно, схожу с ума».

– Не вижу повода для паники, – по-деловому сказала Ася, – перепил просто наш Санек, проспится и уже к вечеру позвонит извиняться.

– Не, ну как не стыдно, Ася, ты должна знать все, ты же моя правая рука. Наш Санечка Озеров уже два месяца как в завязке, причем закодировался как положено, по полной программе. Я перестраховался, позвонил его продюсеру, нашей Женечке Мирной, но и она тоже несет какую-то чушь. Самое главное, что я понял, что Санек сухой, а из графика они выбились уже на две недели. Надо ехать и приводить всех их в чувство. Забронируй билеты на завтра, как всегда, полетим с юга Москвы, то есть с Домодедово, мне бизнес-класс, себе не вздумай тринадцатый ряд брать.