– Как-нибудь в другой раз. Сегодня мне приказано сопровождать вас. Я не выполнил приказ, значит, должен уйти в отставку.

– Да бросьте, Алексей Евгеньевич. При всем желании у вас не хватает полномочий менять мои решения. А посему приказ императора был заведомо невыполнимым.

К Столыпину подошел генерал Курков:

– Петр Аркадьевич, государь ждет вас в Царском Селе.

– Уже доложили о полете?

Генерал пожал плечами:

– Я к этому отношения не имею.

– Без вас добродетелей хватает. – Столыпин повернулся к Покровскому: – Вы со мной, князь?

– Если вы не против. Мне придется объяснять государю, почему я не смог выполнить приказ.

Покровский и Столыпин сели в автомобиль и отправились в Царское Село.

Николай сразу же принял их.

– Что это еще за мальчишество, Петр Аркадьевич? – заявил он.

Столыпин улыбнулся:

– Извините, ваше величество, но я свой поступок мальчишеством не считаю. Да, я мог отказаться от полета, но на трибунах были тысячи людей. Конечно же, тут же прошла бы молва, что председатель правительства испугался лететь на аэроплане, когда другие высокопоставленные чиновники сами просились. Хорошо бы я выглядел в глазах ваших подданных. Представляю заголовки в завтрашних газетах: «Столыпин – трус», «Столыпин испугался». И так далее. К тому же свою роль сыграл и тот факт, что я никак не ожидал, что капитан Мациевич предложит мне полет.

В разговор вступил полковник Покровский:

– Ваше величество, в произошедшем моя вина. Я должен был отговорить Петра Аркадьевича от необдуманного поступка, не выполнил ваш приказ. Посему прошу уволить меня.

– Вот так сразу и отставка? Нет, князь, вы еще послужите Отчизне. Прошу не подавать рапорта, он подписан не будет. – Император посмотрел на Столыпина. – А от вас впредь требую не рисковать попусту.

На следующий день, 24 сентября, на празднике воздухоплавания произошла катастрофа. Ровно в шесть часов вечера выстрел сигнальной пушки известил о завершении летного дня.

«Фарман» Мациевича находился в воздухе. Зрители не расходились, ожидая посадки, и вдруг услышали треск. Аэроплан качнулся. Пилоту удалось выровнять его, однако «Фарман» тут же разломился на части.

Так погиб один из первых российских пилотов, капитан корпуса корабельных инженеров Лев Макарович Мациевич.

Тут же возникли разные версии. Сплетники поговаривали, будто летчик покончил жизнь самоубийством из-за сложных семейных отношений. Другие утверждали, что его гибель явилась наказанием террористов за то, что капитан не убил Столыпина, имея полную возможность это сделать.

Специальная комиссия пришла к выводу, что причина трагедии состояла в том, что аэроплан потерял жесткость из-за разрыва растяжки. Один кусок проволоки попал на винт, который тут же разрушился, другой угодил в мотор.

Когда председателю Совета министров доложили о трагедии, он перекрестился и проговорил:

– Очень жаль. Россия потеряла отличного пилота.

Петр Аркадьевич не верил в то, что Мациевич участвовал в заговоре против него, несмотря на доклады агентов охранки.

Пребывание царской семьи в Германии затягивалось в связи с тем, что Николай желал встретиться с кайзером Вильгельмом для откровенного разговора. Прусский посланник при гессенском дворе барон Иениш отмечал намерения российского императора восстановить прежние дружественные отношения между Германией и Россией. Вильгельм же относился к этому достаточно скептически из-за внешней политики, проводимой Николаем в последние годы.