В течение сорока восьми часов Президиум сохранял новость в тайне. Когда Троцкий, вернувшись из поездки, задал вопрос, что случилось с царем, Свердлов ответил ему, что по совету Ленина Николай II был расстрелян со всей семьей: Ильич счел, что нельзя оставлять белым живого знамени, особенно в нынешних трудных условиях.

И далее Троцкий высказывает свое мнение, анализируя факты: «По существу решение было не только целесообразно, но и необходимо. Суровость расправы показывала всем, что мы будем вести борьбу беспощадно, не останавливаясь ни перед чем. Казнь царской семьи нужна была не просто для того, чтобы запугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть наши собственные ряды, показать, что отступления нет, что впереди полная победа или полная гибель. В интеллигентских кругах партии, вероятно, были сомнения и покачивания головами. Но массы рабочих и солдат не сомневались ни минуты, никакого другого решения они не поняли бы и не приняли бы. Это Ленин хорошо чувствовал…»

Только 28 июля пресса получила разрешение объявить о событии, и то в лаконичной форме. Многие газетчики кричали на улицах: «Смерть царя! Смерть царя!» «Известия» опубликовали сообщение о казни, добавив, что Александра Федоровна и ее дочери находятся «в надежном месте». Конечно же, Ленину претило пачкать свою репутацию публичным признанием в убийстве жены, детей, врача и прислуги «Николая Кровавого».

Когда подробности убийства стали известны за границей, там поднялась волна гнева и возмущения. В то же время в России, в условиях хаоса и гражданской войны, мнения разделились.

Если монархистов и либералов охватило негодование, то большинство народа отгородилось пугающим безразличием.

«На всех, кого мне приходилось видеть в Петрограде, – писал бывший премьер-министр царского правительства Коковцев, – это известие произвело ошеломляющее впечатление: одни просто не поверили, другие молча плакали, большинство просто тупо молчало. Но на толпу, на то, что принято называть „народом“, эта весть произвела впечатление, которого я не ожидал.

В день напечатания известия я был два раза на улице, ездил в трамвае или сострадания. Известие читалось громко, с усмешками, издевательствами и самыми безжалостными комментариями… Какое-то бессмысленное очерствение, какая-то похвальба кровожадностью. Самые отвратительные выражения: „давно бы так“, „ну-ка – поцарствуй еще“, „крышка Николашке“, „эх, брат Романов, доплясался“, – слышались кругом, от самой юной молодежи, а старшие либо отворачивались, либо безучастно молчали. Видно было, что каждый боится не то кулачной расправы, не то застенка.

Создавалось впечатление, что, мстя Николаю II, восставшему народу хотелось отомстить и всем императорам, до него правившим Россией. Как искупительная жертва, он заплатил за долгие века самодержавного гнета и социального неравенства. Невозможно соизмерить его личные недостатки – пусть кто-то скажет „бездарность!“ – с его трагическим концом. С момента своего восхождения на престол он попал под каток событий. Характер-середняк перед лицом планетарной катастрофы».

Возможно, что, не случись войны 1914 года и революции, предопределенной военными поражениями, его правление эволюционизировало бы в мирную конституционную монархию, и Россия превратилась бы в одну из самых процветающих и могучих мировых держав во всем своем блеске. Как бы там ни было, этот последний император с трагической судьбой, при всех своих ошибках, заслуживает титул Царя-мученика, которым нарекли его последние приверженцы.