Елена Майорова. Николай Некрасов и Авдотья Панаева. Смуглая муза поэта
Предисловие
Это книга посвящена судьбе одной из множества неординарных, но оставшихся малоизвестными русских женщин XIX века – Авдотье Панаевой. Жена популярного публициста и писателя И.И. Панаева, многолетняя спутница Н.А. Некрасова, она, как правило, удостаивается лишь нескольких слов в биографических очерках, посвященных жизни и творчеству «поэта гражданина». Панаева не состояла с Некрасовым в законном браке, поэтому в советское время можно было говорить лишь о творческом содружестве и идейном единстве. Получив штамп одной из «спутниц Некрасова», она долгое время пребывала в забвении. Начало такому отношению положил М. Горький. Сам отличавшийся бурной личной жизнью, «Буревестник» отзывался неодобрительно о досужих домыслах, печатных инсинуациях реакционных публицистов, стремившихся опорочить память поэта. Он считал, что мемуарист не имеет права касаться личной жизни писателя творца. Гораздо уместнее, по его мнению, характеризовать поэта словами его горячих поклонников, например такими: «Просим вас сказать Некрасову, что его обутая широким лаптем муза мести и печали давно протоптала глубокую тропу в наши простые сердца; пусть он выздоравливает, пусть он встанет и доскажет нам, кому живется весело и вольготно на Руси и почему умирают и собираются умирать лучшие наши надежды. Это говорят сибиряки со всех концов Сибири» (В. Евгеньев. Николай Алексеевич Некрасов. М., 1914. С. 254). Известный в свое время писатель Г.А. Мачтет (автор стихотворения «Последнее прости», ставшего песней «Замучен тяжелой неволей…») был солидарен с Горьким: «Пыль, приставшую к их {классиков} подошвам, – потому что они, как и все, ходили по земле, – мы умели отделить от их светлого духовного образа». В конце XIX – начале XX века муза Некрасова говорила языком, понятным угнетенному народу. «Униженным» и «обиженным» дела не было до подробностей частной жизни Николая Алексеевича, ведь он выражал их сокровенные чувства и чаяния такими понятными простым людям, прочувствованными словами. Друзья Некрасова считались прогрессивными писателями, недоброжелатели – реакционными. Для более просвещенных читателей самое имя Панаевой определялось через Некрасова – соратница в борьбе с самодержавием, – а творческий портрет писательницы ограничивается созданными ею «Воспоминаниями» (1889), а также двумя романами, написанными в соавторстве с Некрасовым: «Три страны света» (1849), «Мертвое озеро» (1851). При такой характеристике читатель может и не заинтересоваться рассказом о ничем не примечательной женщине, жившей в давно прошедшие года. Так обычно и происходило: на первом, и на втором, и на третьем плане обзоров литературы 50–60 х годов XIX века всегда царил Некрасов – «певец горя народного», «обличитель общественных недугов», «поэт страдания». Эта книга – о Панаевой, но, обращаясь непосредственно к жизни этой женщины, нельзя не касаться Некрасова – о нем почти на каждой странице, как и в воспоминаниях современников. С малых лет нам известны дед Мазай, спасающий зайцев, Мороз воевода, обходящий владенья свои, лошадка, везущая хвороста воз; привычными стали обороты обиходной речи: «Есть женщины в русских селеньях», «мужичок с ноготок», «кому же на Руси жить хорошо?», «разложил товар купец», «и пошли они, солнцем палимы» и т. д. Меньше повезло ее законному супругу, Ивану Панаеву. В мемуарной литературе он освещен значительно менее ярко, чем поэт гражданин. Однако его благородная роль в жизни Авдотьи очевидна. Он не сумел в должной мере оценить достоинства ее ума и характера, но по рыцарски до самой смерти в ущерб собственной репутации определял легитимность положения своей неверной жены как «порядочной женщины». |
