Счет дням я потеряла давно. Но плыть в общей каюте мне пришлось около двух недель. Раз в несколько в пять-шесть дней корабль приставал к берегу и часть женщин уводили на совсем. С палубы каждый раз после этого доносились гулкие и редкие удары молота о наковальню. Отбирал лично таирус Алессио. Я заметила, что многие женщины хотели покинуть корабль побыстрее. Заискивающе улыбались, изредка что-то говорили ему тихими голосами и просительно смотрели в глаза. Я не просилась, хотя он каждый раз смотрел на меня.

Мой черёд пришел когда в каюте оставалось не больше девяти женщин.

Нас, всех оставшихся, выгнали на палубу и не слишком высокий мужчина, с чудовищно мощными руками и голым торсом, одевал на шею каждой из нас металлическую полоску. Потом ставили на колени, голову, боком, клали на металлическую плиту с толстенной деревянной ножкой, и этот кузнец точным ударом молота расплющивал заклепку в торчащих краях ошейника. Сидел металл достаточно свободно, но снять его я бы не смогла. Каждая заходила за ширму, снимала под бдительным взглядом женской прислуги свои штаны и халат, взамен выдавали что-то вроде длинного платья из мешковины. Чистое, но драное, довольно ветхое, в заплатах и с дырами. Даже после длительного использования ткань была жесткой и грубой. И большой кусок такой же грубой ткани — вместо платка. А море здесь было совсем другое — холодное, серое… Городок окружали заснеженные леса, он был только небольшим просветом, проплешиной в гуще деревьев…

Обуви и так ни у кого не было. Раньше мне одевали кожаные шлепанцы только когда выводили гулять по палубе. Сейчас выдали огромные деревянные башмаки. Я с удивлением смотрела, как женщины забивают пустое место между деревом и ногой сухой травой. Кучка такой травы лежала в большой корзине.

В лодке к берегу мы плыли с матросами и двумя солдатами охраны. Человек пятнадцать-двадцать мужчин везли отдельно, на двух лодках. Там охраны было на много больше. Таирус Алессио плыл на маленькой яркой ладье с парусом и охраной. Туда матросов не брали, воины сами поставили парус.

Город, к которому мы приближались был почти весь одноэтажный. Снег лежал на крышах и улицах. Где-то далеко за городом, на холме, высился замок с пятью башнями.

Ночевали мы в холодном сарае, на куче лежалой соломы. Но нас покормили последний раз остывшей кашей. С корабля я принесла один из тех самых плодов, что вечно не доедала. Он послужил дополнением к ужину. Солому разделили на две части под руководством средних лет женщины. На одну все легли, максимально плотно друг к другу. Я замерзла и тоже легла на кучу поближе к другим. Сверху укрылась дерюжной «шалью» и почувствовала, как на эту тряпку накидывают солому. Через некоторое время я даже уснула.

Завтрака не было. Нас, довольно грубо, вытолкали из относительно теплого сарая на ледяной мокрый ветер и погнали, как отару овец вдоль улицы. Местные жители, большей частью на улице были мужчины, почти все кутались в меховые куртки. Да и сапоги были сшиты мехом внутрь. У некоторых к шапкам, очевидно для красоты, были подшиты звериные хвосты. Они или спускались, как ушки вдоль лица, или пелериной из пяти-семи штук защищали спину. Почти все они были голубоглазы и со светлыми бородами.

Они останавливались, разглядывали наше стадо, тыкали пальцем и били себя руками по крепким ляжкам. Чем-то мы привлекали их внимание. Здание, куда нас завели с улицы, было невысоким, очень длинным и теплым.