— Садись и жди, Калина. С тобой будут говорить. Ничего не бойся и отвечай только правду…

Сам он в комнату даже не зашел. Закрыл толстенную дверь с той стороны и я оказалась отрезана от всех звуков храма.

Я осматривалась в комнатке, не понимая, где сядет второй человек. Пока до меня не дошло — я не увижу его лица! Одна из стен затянута частой медной решеткой, а за ней — темная, непрозрачная ткань. Что-то похожее я видела в фильмах, кажется, исповедальни католиков выглядят похоже. У меня горят лампы, а там света не будет. Ткань тонкая и редкая, человеку, который будет со мной беседовать я прекрасно видна.

Кто и когда зашел в другую комнату я так и не узнала, но судя по шуршанию ткани и дыханию — там не один человек.

— Говори, идущая к свету, мы слушаем тебя…

Я немного растерялась:

— Как я должна обращаться к вам?

— Можешь называть нас братьями. Не бойся, идущая, говори… Ни одно твое слово не выйдет за границу этих стен.

Я вздохнула и начала:

— Я очнулась от качки и запаха моря и от того, что кто-то тряс меня за плечо, скрипучим голосом взывая издалека:

— Элиза, Элиза…маои ирано… зайна, зайна, Элиза…

Говорила я очень долго, меня никто не перебивал и ни о чем не спрашивал. Несколько вопросов задали только в конце:

— Скажи, сестра, почему ты вернулась к раненому? Ты понимала, что он может быть опасен для тебя?

— Да, понимала. Но я не могла его бросить… Он был беспомощен, как ребенок и я надеялась, что он умрет… Я его боялась. Думаю, я вернулась не из-за него, а из-за себя. Чтобы потом не стыдится своего поступка всю оставшуюся жизнь.

— Если бы ты могла не убивать охотника, а просто сбежать, что бы ты выбрала?

Я задумалась.

— Не знаю, братья… дело ведь не в том, что они меня поймали. В их обществе это нормальный поступок, не вызывающий отвращения. Но они хотели меня изнасиловать, воспользоваться мной, как вещью… Не знаю… Я не судья…

— Ты жалеешь о том, что убила?

— Нет!

— Ты не помнишь даже свою веру. Будешь ли ты посещать храм?

— Да. Когда устроюсь — найду священника, который расскажет мне о богах и обычаях.

— Почему ты выбрала девственный брак? Мужчина, желающий тебя защитить, знатен, хоть и не слишком богат. Думаем, он бы согласился и на обычный брак.

— Я не дочь цезуса и не родственница. Я не принесу мужу ни земель, ни, насколько я понимаю, особого богатства. Нет смысла в договорном браке при таких условиях. А так через пять лет мы будем свободны и, если захотим, создадим семьи по взаимной симпатии, а не вынужденно, как сейчас.

Ответ от братьев был очень неожиданным — тихий многоголосый смех и негромкий стук хлопнувшей двери.

Я сидела, не зная, можно ли выходить. Минуты через три Ригер распахнул тяжелую дверь.

— Выходи.

Я вышла из комнаты и с любопытством обошла пристройку у стены. Второй двери не было. Так я и подумала. Братья вошли в исповедальню через служебный вход.

— Что ты там ищешь, Калина?

— Вторую дверь.

— Не найдешь. Никто не знает, кто из братьев присутствует в комнате. Пойдем домой. Мне сказали, что завтра после полудня нас будет ждать светлый брат, он проведет обряд.