Отвечала односложно. Суть всех рассуждений сводилась к одному: она стара, никому не нужна, ей бы дожить кое-как до смерти, чтоб не мучиться от шума в голове и головокружения. Таня во время разговора занималась осмотром бедульки: случай интересный, следует изучить поподробнее. Послушала сердце, легкие, проверила уровень сахара в крови, еще раз измерила давление и пульсоксиметром изучила уровень оксигенации – 87 %. Мало.
– Конечно, мало, – сказал Нестеров, – когда сердце бьется 31–36 ударов в минуту. И его ничем не разгонишь. Надо ехать в больницу!
Он посмотрел в паспорт больной.
– Мария Федоровна! Голова кружится и шумит оттого, что сердце редко бьется! Стимулятор надо заменить! – Он говорил громко из-за привычки общаться с глуховатыми стариками.
– Василий Васильевич! – обратилась Таня. – Посмотрите, в легких у нее сухо, чуть поскрипывает пневмосклероз, давление сто десять на пятьдесят, я услышала систолический шум и акцент второго тона на аорте – это возрастное, и, вероятно, есть небольшое несмыкание створок клапана. Для ее возраста это чудо. И еще: у нее голени не отечны и в животе ничего нет, в смысле жидкости.
– Правильно, – отозвался Нестеров, – она же не бежит кросс и не валит лес. Она лежит. Я не удивлюсь, если у нее железодефицитная анемия и остеопорозы.
Сиделка встрепенулась.
– Дохтер говорил, печенка нужно, печенка и творог – она ест. Я два раза в неделю готовлю ей коровью печенка и каждый день покупаю творог. Она только в ванна ходит и туалет, а так больше лежит, телевизор смотрит.
– А нас-то сейчас зачем вызвали?
– Так она туалет ходит, говорит, голова шумит, все кружится. Чуть-чуть поймала, а то свалилась бы.
– О боже мой… Мария Федоровна! Если машинку в сердце не поменять, голова шуметь не перестанет. – Нестеров повернулся к Тане: – Впрочем, я не дам гарантии, что она перестанет шуметь и с работающим стимулятором.
– Ладно, – подала голос бедулька Мария Федоровна, – я поеду. Фатима! Ноутбук мой убери! И фотоаппарат тоже. Васька придет, не давай. Я, если оклемаюсь, в Царицыно поеду – там цветник.
У доктора и Тани округлились глаза. Вот это бабулька! Медики едва сдерживали смех и удивление. Сиделка, увидев их реакцию, пояснила:
– Она фотографирует! Полгода, как слегла, а так мы с ней всю Москву ездили. Фотографии она в банк отправляла. Очень хорошие, дорогие! У нее и фотоаппарат дорогой. А правнук уговаривает отдать. Бабушка не хочет.
Им дали наряд по «Скорой» на госпитализацию, свободных бригад не было, чтобы приехать и отвезти. «Неотложке» Нестерова пришлось вывезти больную с феноменом Фредерика самой. Таня переоформила новую карту. На обратном пути из больницы доктор сел в салон.
– Не люблю штампованные фразы, Татьяна, но вы меня сегодня сильно удивили. Я первый раз встречаю такого въедливого фельдшера. Не хочу хаять наших средних медиков, но вот чтобы так, с анализом состояния – это не часто увидишь.
– У меня был хороший учитель на практике, – улыбнулась Таня.
– Да? А кто он? Я его знаю?
– Вряд ли, – Таня спрятала улыбку, – это мой муж.
Этот разговор состоялся в машине после одного вызова из числа тех, что уже начинали злить молодого специалиста Степанову. Саша однажды тоже так сказал – «не преумножай сущности», в смысле не усложняй, если можно решить просто.
А все началось с того, что бригаде дали вызов «Женщина, семьдесят шесть лет. |