В его словах не было уверенности, это Шухарт сразу почувствовал. Этому русскому, как и наивным ученым, некогда вывесившим возле Института плакат с надписью «Добро пожаловать, господа пришельцы!», хотелось верить. В разумное, доброе, вечное. В то, что можно подойти, и просто, по-человечески поговорить с этими тварями, что сейчас медленно и величественно выползали из своего мира в наш мир. Но на свалке ни шофер мусоровоза, ни водитель бульдозера, разравнивающий слой отходов, никогда не будет разговаривать с крысами и червями. Прежде всего, свои же психом сочтут и в дурдом отправят. Да и языка крысье-червячьего люди не знают. Но самое главное – говорить не о чем с теми, кого люди считают паразитами. Уничтожить, если помешают, – это запросто. Опыты поставить над низшими существами – тоже не проблема. А разговаривать с ними… Да ну, глупость какая-то. Любой ребенок знает, что крысы и черви говорить не умеют…

Все это промелькнуло в голове Рэдрика словно молния от «электрода». Вспыхнуло – и погасло. И после этой вспышки ясно все стало, светло и понятно. И даже думать не надо, с какой целью пришелец с ближайшей платформы медленно поднимает гибкую конечность в направлении двух сталкеров. Не поздороваться, нет, и не щупальцей своей помахать, привет, мол, наконец-то встретились мы, представители двух цивилизаций, так долго ждавшие контакта с братьями по разуму…

Это и до Снайпера дошло, потому что он вдруг резко, с места прыгнул в сторону, под прикрытие какого-то станка, густо поросшего паутиной. Шухарт сделал то же самое, только в другую сторону. Навык старый, как профессия сталкера. Если стреляют, даже самая крошечная группа бросается врассыпную. Так хоть кто-то, да выживет…

А оттуда, с платформы, действительно выстрелили. Только странно как-то. Ни звука не было, ни вспышки. Просто вдруг скользнуло по бетонному полу нечто вроде темного луча, похожего на стремительно удлиняющуюся тень от телеграфного столба. И на пути этой тени съежился бетон, рассыпаясь в пыль, и половина стального станка, за которым укрылся Снайпер, вдруг резко просела вниз, будто была слеплена из тончайшей серо-ржавой пыли…

– Ах ты, жаба! – прорычал Шухарт, выдергивая из кобуры пистолет. – Гнида безголовая, в бога тебя, в ангелов и в Стервятника душу!

Он кричал еще что-то, а пистолет зло тявкал, посылая пулю за пулей в размытое пятно, за которым угадывался силуэт гуманоида, смахивающего на морскую звезду, у которой кто-то откусил верхний луч. Только огрызок от него и остался – толстый, короткий, с какими-то торчащими кверху лоскутами.

Но даже русскому пистолету это размытое облако оказалось не по зубам. Рэд явственно увидел, как пули ударили в него – и, мгновенно расплавившись, брызнули во все стороны горячими капельками свинца. А еще он увидел, как невидимый луч сместился в сторону и неторопливо пополз к нему – мол, куда ты денешься, крыса, загнанная в угол и скалящаяся на высшее существо? Правильно, некуда тебе деваться. Потому что справа изогнутое колено огромной трубы, провешенной над полом, а слева движется, движется, движется к тебе страшная, невиданная, реально потусторонняя смерть…

Два фута… Фут… Говорят, когда человек умирает, время замедляется. Не врут люди… А может, платформа специально остановилась, зависла над полом. Может, безголовые гуманоиды нарочно притормозили последнюю минуту. Эксперимент решили провести, посмотреть, насколько быстро рассыплется в пыль биомасса, не имеющая права называться разумным существом…

Не получилось.

Краем глаза Рэд увидел, как слева на облаке, защищающем гуманоида, брызнули в разные стороны новые свинцовые кляксы. Но на этот раз безголовый пришелец из иномирья отреагировал на них. Дернулся, словно током ударенный, и тут же скрючило его в комок.