— “Отец, ты меня до смерти напугал: что мне только не приходило в голову...” — “Я напугал тебя?” — “Да, я подумала, что-то случилось с мамой...” — “Жюстина, не будь такой дурой! Не знаю, что с тобой делать”.
Я в ярости бросилась из комнаты, а он не мог понять, чем меня обидел. Он сказал, что сделал все это ради меня. “Ты знаешь, сколько времени я потратил на поиски подходящего человека?” — спросил он меня. — Жюстина вздохнула. — Для отца его время всегда было самым ценным товаром.
— Теперь так больше никто не поступает, — заметил Николас. — Нельзя обращаться с человеком как с вещью.
— Правда? — Жюстина разразилась недобрым смехом. — Так делают все. Все время. При женитьбе, когда от женщины ждут выполнения определенных обязанностей; при разводе, когда детей используют как предмет торга; всегда и везде, Ник. Пора тебе стать взрослым!
Он поднялся с дивана.
— Бьюсь об заклад, что твой папаша говорил тебе именно эти слова. “Пора тебе стать взрослой, Жюстина”.
— Ты знаешь, что ты негодяй?
— Разумеется. Но ты ведь не собираешься начинать новую ссору? Я ведь сказал тебе...
— Мерзавец! — Жюстина бросилась на него с кулаками, но Николас без труда поймал ее запястья.
— Послушай. Я не против с тобой побеситься, но я не Крис и не хочу, чтобы ты затевала драку всякий раз, когда тебе нужно мое внимание. Для этого есть другие способы. Например, ты могла просто попросить.
— Я не должна была об этом просить!
— Вот как? Но я не телепат. Я обычный человек. И мне не нужны психодрамы.
— Они нужны мне.
— Нет, тебе они тоже не нужны. — Николас отпустил ее руки.
— Докажи.
— Это можешь сделать только ты сама.
— У меня нет сил. — Жюстина смотрела ему в глаза. Ее пальцы коснулись его щеки. — Помоги мне, — прошептала она. — Помоги.
Николас наклонился к ней, и их губы сомкнулись в поцелуе.
Если бы спросили у его приятелей, они бы объяснили эту странность тем, что он не хочет показывать свои огромные бицепсы. Они бы могли также рассказать, что вместо пива он всякий раз проглатывает двойную порцию виски со льдом, за что и получил прозвище “Бешеный Билл”. Как бы там ни было” жара не причиняла ему особых неудобств.
Билли водил тяжелый грузовик, а вечера коротал в небольшом ресторанчике, где собирались местные рабочие. Он не уставал повторять своим приятелям, с которыми мерился силой рук и которых неизменно побеждал, что его мускулы заработаны честным трудом. “Мне для этого не надо каждый день таскаться в спортзал”, — утверждал Билли, опрокидывая бокал с виски и поднимая руку, чтобы заказать еще один. — “Черт возьми, я просто вкалываю по-настоящему”. — После этого он встряхивал копной рыжеватых волос. — “Я ведь не протираю штаны в какой-нибудь конторе”.
Было уже поздно, когда Билли выходил из ресторана. Небо из темно-синего стало черным, и огни машин на шоссе мерцали как глаза ночных животных.
Остановившись на крыльце, Билли сделал глубокий вдох и выругался в адрес туристов, наводнявших летом побережье. “В один прекрасный день мы все здесь подохнем от окиси углерода, — подумал он.
В нескольких шагах его ждал грузовик, но в этот вечер Билли не хотелось покидать уютный теплый ресторанчик. Из музыкального автомата доносилась музыка — Тони Беннетт пел “Я оставил свое сердце в Сан-Франциско”.
“Можешь взять свой Сан-Франциско, — думал Билли, — все свое Западное побережье и засунуть их к себе в задницу”. |