— Не стоит учить жрицу тому, как хранить тайны, — обиделась Ивонна. — Я отлично понимаю где нахожусь и каковы могут быть последствия моей… гм… нескромности.

Тюрьма Латераны — всем тюрьмам тюрьма! Говорю без преувеличений, поскольку содержать приходится столь опасных типов, что дрожь пробирает при одном воспоминании об их дознавательных делах, хранящихся в архиве. А посему, чтобы пройти в подвал требуется миновать аж целых семь постов охраны, пройти через такое же количество окованных железом дверей и только затем можно очутиться непосредственно в самом узилище. Камеры закрываются наглухо, так чтобы изнутри не доносилось ни единого звука, уютные пыточные расположены здесь же, добавим к тому и «особенные» узилища — вроде отделанной серебром комнаты, где содержалась магичка, «мокрый подвал» (там всегда было по колено ледяной воды) или «крысиную камеру» для особо строптивых — засовываешь туда преступника, и он остается один на дин с несколькими десятками голодных крыс. Спасение можно найти только на высокой приступочке, куда крыса запрыгнуть не может, но и человек удерживается там с огромным трудом. После ночи проведенной в такой вот камере любой упрямец готов сознаться в чем угодно, от прелюбодеяния с собственной прабабкой, до убийства святого Эпимитриуса.

Никакие мы не чудовища и не изверги — такие методы в отдельных случаях куда действеннее вежливых уговоров да и используются спокон веку. По сравнению с кошмарными зинданами Аграпура или Хоарезма у нас заключенные содержатся более чем цивилизованно…

Жайме из Карташены встретил визитеров на пороги комнатки для тюремщиков и сразу вызвал у жрицы легкую дрожь — еще бы, эдакий монстр в человеческом обличье! Мы-то давно к нему привыкли, а вот госпожа Ивонна едва сдерживала отвращение.

— Жайме, друг любезный, открой первую дверь в Серебряную камеру, — попросил я и зингарец молча загрохотал ключами.

Внешняя дверь камеры была самой обыкновенной — толстенные дубовые доски, обшитые железными пластинами. Сразу за ней была установлена дверь-решетка из посеребренных стальных прутьев — через нее можно было подавать еду и наблюдать за постояльцем.

По самым потолком камеры были выбиты четыре ниши, доступ к которым был возможен из соседних помещений: туда ставились яркие зеркальные фонари — здесь всегда должно быть светло. Обстановка скромная — лавка, приколоченные к полу стол и стул и кресло, снабженное ремнями: если заключенный буянит, его всегда можно утихомирить, прикрутив к сиденью. Стены и потолок облицованы плитками из чистейшего серебра. Вообще-то, чтобы устранить опасность от черной магии или нечистой силы достаточно тончайшего серебряного слоя, но я когда-то нарочно заказал плитки с палец толщиной, так оно надежнее.

Наша гостья из Коринфии не спала — забралась с ногами на стул, обхватила колени руками и сидела себе как курица на насесте, чуть покачиваясь. Длинные темные волосы распущены и закрывают лицо, на пальцах поблескивают миниатюрные браслеты из серебряной проволоки и прочных колец.

— Вы бы отошли, ваша милость, — прогудел Жайме, трогая меня за плечо волосатой лапищей. — А то опять голову дурить примется. Светлой жрице это нипочем будет, а вас госпожа баронесса вполне сумеет заворожить…

Предупреждение было вполне разумным и я шагнул в сторону. Ивонна подошла к решетке.

— Дочь моя, ты слышишь меня?

Означенная «дочь» вдруг сорвалась со своего сиденья с быстротой атакующей змеи, одним прыжком пересекла камеру и попыталась было вцепиться в столу Ивонны. Жайме оказался на месте — палач успел вовремя оттолкнуть жрицу. Передо мной на мгновение мелькнули безумные глаза баронессы, в которых пылал яростный багровый огонь. Мне не показалось — зрачки магички действительно светились!

— Га-а-а! — взвыла ведьма, тщетно пытаясь раскачать решетку, а потом попросту вцепилась зубами в посеребренные прутья.