Ингхэм прошел вперед по тому же самому коридору, что и Иенсен. Он чувствовал себя так, как если бы возносился в воздух, все выше и выше, и даже его пишущая машинка теперь ничего не весила. Нет на свете большего блаженства, чем пасть в объятия женщины, которая, возможно… не слишком хороша для тебя. Он засмеялся про себя. Кто это сказал? Пруст? А может, никто этого не говорил?

В конце коридора он обернулся. НОЖ по-прежнему стоял там, где он его оставил, и энергично махал рукой. Ингхэм не смог помахать, поскольку его руки были заняты багажом, однако громко крикнул:

— До свидания, Фрэнсис! — но его слова невозможно было расслышать из-за шарканья сандалий, громкой музыки транзисторных приемников и неразборчивого гула объявлений, сообщающих о прибытии и отлете авиалайнеров.