— Тот самый, от которого ты уехала в Штаты. Да, я помню.
— Он живет в Треверберге. Теперь у него свой бизнес, картинная галерея в старой части города. В общем… если не ходить вокруг да около, мы поговорили, и я решила — а почему бы мне не дать ему еще один шанс?
Я сделала последнюю затяжку, и сигарета отправилась в пепельницу.
— Он изменился! — с жаром продолжала Джессика. — Он стал другим… совсем другим. Люди меняются. Редко… но такое бывает.
— Ты на самом деле в это веришь?
Она потупилась и снова взяла измятую салфетку.
— Если честно, не очень… но что мешает мне дать ему еще одну возможность? Я ничего не теряю. У меня есть работа, и деньги у меня есть. Что ты об этом думаешь?
— Я думаю, что ты потерпишь неудачу. Но попытаться стоит в любом случае.
Джессика снова подняла на меня глаза. Сейчас она больше всего была похожа на испуганного ребенка, который рассказал кому-то из родителей о проделке, а теперь ждет наказания. Я протянула руку, прикоснулась к ее пальцам и осторожно сжала их.
— Ты молода, — сказала я. — Твой мир перевернется еще не раз. Делай то, что считаешь нужным — то, что подсказывает тебе сердце. Даже если ты ошибешься, ты будешь знать, что не шла против себя.
Она сжала мои пальцы в ответ и улыбнулась.
— Спасибо. Значит, ты не расстроилась? Я буду звонить… и писать. И еще я заведу кошку! Я давно об этом мечтала… а сегодня мы повеселимся вовсю
Вивиан
Для конца апреля ночь выдалась теплой, даже душной: привезенный мной свитер остался в сумке, и я отправился гулять в легкой рубашке. Изольда по случаю хорошей погоды облачилась в платье без рукавов, но поверх него предусмотрительно накинула жакет. В последний момент мы решили, что будет глупо променять такой прекрасный вечер на душный клуб, пусть и с изысканными развлечениями, и отправились на прогулку по старой части города.
Мы сделали небольшой круг по городу и вышли к реке, где в такой день и в такой час, конечно же, гуляла целая толпа народа.
— Найдем место потише, — предложила Изольда. — Тут есть замечательный парк.
Если на входе в парк фонари ярко освещали дорожки, то в его глубине света не было совсем. Тишину нарушал разве что приглушенный смех горожан, но он доносился издалека и, казалось, принадлежал к другой реальности. В сердце парка было сумрачно и тихо. Скамеек тут, впрочем, тоже не было, и мы с Изольдой опустились на траву.
— Ну что, как тебе здесь?
Она лежала, подложив руки под голову, и смотрела на меня. Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и я заметил, что она улыбается.
— Очень здорово. Жаль, что я так и не придумал костюм.
— Ты бы принял участие в конкурсе и получил бы приз. Ну, вот мы одни, в темном романтичном парке. Ты ведь хотел поговорить со мной наедине. Что ты хотел мне сказать?
Пару секунд я молчал — не столько потому, что не знал, как сформулировать свои мысли, сколько потому, что язык мой не хотел меня слушаться.
— Ты ведь хотел поговорить, да? — снова нарушила тишину Изольда. — Я тебя слушаю. Что-то насчет бумаг? Вас с Адамом не устроили какие-то детали? Их можно обсудить завтра с утра. Не люблю говорить о делах вечером. Особенно если это праздничный вечер.
— Нет, к делам это не имеет отношения. — Я порылся в кармане брюк, достал портсигар, но через долю секунды вернул его на место. — Просто… не знаю, с чего начать.
Она легла на бок и положила ладонь под щеку — так, будто намеревалась подремать. Но глаза ее были открыты, и она по-прежнему смотрела на меня. |