– Он мой старший брат, – ответил Ниязбек, терпеливо, словно русский задал какой то ребяческий вопрос. Подумал и добавил, – он меня вырастил. Он был на семь лет старше.

– Ты часто с ним виделся?

– Последний раз – девять лет назад. Я был у него на новоселье. В Москве. Там были его друзья и директор его института, и мой брат начал стыдить меня при всех. Он сказал, что он депутат, что у него вот есть квартира и водитель, и что институт, в котором он раньше работал, платит ему пятьсот долларов в месяц только за консультации. «Можно жить достойно и не убивать людей», – сказал он.

Ниязбек помолчал, и Панков увидел, как шрам у него на шее вдруг вздулся, как капюшон кобры.

– Я вышел из квартиры с директором института. Когда мы спустились площадкой ниже, я ударил его, как собаку, и сказал: «Я даю тебе две тысячи, почему ты передаешь брату пятьсот долларов? Я тебя потеряю».

– И что было дальше? – спросил Владислав.

– Брат вышел на лестницу, чтобы проводить этого директора. Они ведь дружили. Он слышал, как я его бил. Он спустился вниз и спросил: «Квартира тоже от тебя?» «Да», – ответил я. Через месяц он уехал в Америку. Больше я его не видел.

– И сильно ты побил директора? – спросил Владислав.

– Меньше, чем он заслуживал.

Они молчали несколько секунд. За окном в честь покойника трещали автоматные выстрелы.

– Начальник УФСБ клянется, что его убили боевики Вахи Арсаева. И даже мои… эксперты не исключают подобной возможности, – наконец проговорил Владислав.

Ниязбек усмехнулся.

– Убийцы бросили оружие – раз. Они сожгли машину – два. Зачем Вахе бросать оружие? Его менты знают в лицо. Его поймают, его живым десять сантиметров не протащат. Оружие – это возможность выжить. Зачем Вахе сжигать машину? Что, у ментов его отпечатков нет? Бросать оружие – это почерк киллеров, а не ваххабистов. Ваха бы оружие забрал и машину тоже. У него лишних денег нет.

– Но…

– У тебя есть иллюзии? Ибрагим Маликов – твой друг, а его брат спас твою шкуру. Что должен думать президент, когда тебя назначают полпредом? Что он должен думать, когда он предлагает тебе поужинать, а ты спрашиваешь: «Где здесь столовая?». Что хочет каждый человек, Владислав?

– Сохранить свое место? – спросил чиновник.

Ниязбек, против воли, расхохотался.

– Каждый человек хочет жить. Президент Асланов понимает, что после того, как его снимут, он не проживет и месяца. А дети его не проживут и дня. Не обманывай сам себя, русский. На Кавказе это стоит жизни.

Скрипнула дверь, и на пороге гостиной появилась девушка, закутанная так, что из под черного платка были видны только лицо и узкие руки. Она поставила на стол перед мужчинами большую фарфоровую миску, в которой в бульоне плавали белые рожки хинкала.

– Поешь, – сказал Ниязбек, и Владислав внезапно понял, что он очень голоден. Последнее, что он ел, был какой то вчерашний салат из свеклы в столовой дома правительства. Он бы с удовольствием еще и выпил, но по какой то причине спиртного на столе не было.

Хинкалы оказались вкусными и горячими, и Владислав съел целую миску, и напоследок еще закусил жесткой вяленой колбасой.

– Тогда, девять лет назад, я очень долго болел, – сказал Владислав, – ты будешь удивлен, но у некоторых людей есть такая штука – нервы. Я просидел в подвале три дня, а лечился полгода. Потом я два года был в США. Представитель России при Мировом Банке. Когда я попытался найти человека по имени Ниязбек, мне сказали, что тебя убили.

Ниязбек рассеянно гонял вилкой кусочек хинкала.

– Врачи сказали мне забыть о Кавказе, – сказал Владислав, – и я забыл.