|
– Черт побери, да ведь это «Бездомная Кэт»! Ну, Кэт, разве вас никак нельзя отправить назад к вашим друзьям? Ведь на вас найдётся сорок охотников на вашей дороге. Кто владеет вами теперь?
– Желала бы сама знать это, – прохныкала Кэт. – Я принадлежу компании в Топеке, но была в Ваннипеге; была и в Ньюпорт-Ньюз; ездила и вдоль всей старой Атлантики, и в Вест-Пойнт; была и у Буффало. Может быть, подымусь и до Хаверстроу. Я только десять месяцев, как выехала из дома, но очень скучаю по нему, сильно скучаю.
– Попробуйте Чикаго, Кэти, – сказал маленький локомотив, когда поношенный старый вагон стал, покачиваясь, медленно спускаться по полотну. – Я хочу быть в Канзасе, когда зацветут подсолнечники.
– Депо наполнены «Бездомными Кэт» и «Бродячими Вилли», – объяснил локомотив 007-му. – Я знал один старый вагон, который ходил безостановочно семнадцать месяцев; а один из наших ходил пятнадцать, пока нам удалось узнать, где он находится. Не знаю, как это устраивают наши люди. Вероятно, меняются. Во всяком случае, своё дело я сделал. Он теперь на пути в Канзас, via Чикаго; но я готов поставить в заклад все содержимое моего котла, что его задержат там столько времени, сколько будет угодно товарополучателю, а осенью пришлют к нам с пшеницей.
Как раз в эту минуту прошёл локомотив «Питтсбург» во главе двенадцати вагонов.
– Я иду домой, – гордо сказал он.
– Не дотащить тебе всех двенадцати.
– Раздели-ка их пополам! – крикнул «Пони».
Но к последним шести приставили 007, и он чуть не лопнул от удивления, когда заметил, что толкает вагоны к громадному парому. Он никогда ещё не видал глубокой воды и задрожал, когда очутился на расстоянии шести дюймов от чёрного, блестящего залива.
После этого его поспешно отправили в багажное отделение, где он увидел начальника депо, невысокого человека в рубашке, штанах и туфлях, смотревшего на море платформ, на толпу кричащих рабочих и на эскадроны пятившихся, поворачивавшихся, покрытых потом лошадей, из-под копыт которых вылетали искры.
– Это корабельный груз, нагружаемый на платформы, – с благоговением сказал маленький локомотив. – Но ему это все равно. Пусть их ругаются. Он – царь, король, хозяин! Он говорит: «пожалуйте», и все становятся на колени и начинают молиться ему. Надо поднять три-четыре груза, пока он сможет обратить внимание на них. Когда он протягивает руку вот так, значит, случится что-нибудь важное.
Ряд нагруженных вагонов скользнул вниз по полотну, и ряд пустых занял их место. Тюки, плетёные корзины, ящики, кувшины, сосуды с жидкостями, бочонки и узлы полетели из кладовой, словно вагоны были магнитом, а они железными опилками.
– Ки-йя! – крикнул маленький «Пони». – Ну разве это не чудесно?
Рабочий с багровым лицом пробрался сквозь толпу к начальнику и стал размахивать кулаком под самым его носом. Тот даже не поднял глаз от груды лежавших перед ним багажных квитанций. Он слегка согнул палец, и молодой человек в красной рубашке, беззаботно стоявший позади него, ударил рабочего в левое ухо так, что тот, дрожа, со стоном упал на тюк сена.
– Одиннадцать, семь, девяносто семь, четырнадцать чего-то, три ещё чего-то, девятнадцать, тринадцать; один, один, четыре; семнадцать, должно быть, двадцать один; и десять, отправляемых на запад. Все верно, кроме двух последних. Выпустить пары на станции. |