И сама себя не помнит сейчас. Потом опомнится, обидится, проклянет еще – так что и мне мало не покажется. Не могу же я ее всю жизнь под чарами держать.
– Ну что я тебя, уговаривать, что ли, буду? – пробормотала Лютава и вспомнила: – Как будто мне война со Святкой очень нужна! Сплю и вижу… Да, и Хвалиса там оставлять глупо! Я бы тоже это сокровище век не видела, но если его Святке оставить – на Угру он пойдет в первых рядах! Тогда уж точно все выйдет, как он задумал, – Святко и тебя погубит, и род наш изведет, а его в Ратиславле князем посадит. И дочку ему свою отдаст, раз уж тебе не понадобилась. Нет уж, братец мой любезный! Нам бы сейчас до дома добраться и всех своих привезти. А о чужих потом будем думать. Когда с силами соберемся. Что там еще от смолян слышно? Может, пока мы тут по Оке гуляем, там уже княгиня Избрана на Угру за данью и войском приехала!
– Ладно, спи давай! – Лютомеру надоел этот разговор, от которого только становилось тяжелее на душе. – Хватит беды выдумывать. Нам их Недоля сама напрядет на кривое веретено – только успевай разматывать…
Семислава пошевелилась во сне и вдруг обняла его, прижалась лицом к плечу. Лютомера пробрало, и он глубоко вздохнул, пытаясь одолеть собственные побуждения. Возможно, ей снится, что она лежит дома и обнимает мужа, князя Святко… А может, и нет.
– Да что же это такое, матушка моя! – восклицал Ярко, обращаясь к княгине Чернаве. – Ведь сглазили ее! Испортил оборотень лесной, сестру не пожалел, лишь бы нам не досталась!
Старшая княгиня неизменно присутствовала при их свиданиях и ни на миг не оставляла Ярко с девушкой одного.
– Не испортил, – утешала его княгиня. – Это пройдет.
– Когда пройдет? Мне со дня на день в поход идти!
– Как из похода вернешься, она уж прежняя будет, – отвечала княгиня, подавляя вздох.
Ей было жаль сына, которого ожидает такое разочарование. Сама она поворожила еще в день отъезда угрян и легко выяснила, что именно угрянский оборотень сделал с двумя девушками на берегу перед отплытием. Ничего мудреного – обычные чары под названием отвод глаз. Это настолько просто, что отводить глаза умеют многие, в основном женщины, даже не обученные ничему. Разве редкость, что страшненькая, но бойкая и веселая молодка умеет внушить всем вокруг мужикам, что она – красавица? И ведь верят. Оборотень же сделал очень похожую вещь – наложил на Семьюшку облик Молинки, якобы оставшейся у вятичей, а на Молинку – облик Семьюшки, якобы отданной ему в жены и уехавшей.
Чернаве-то было не о чем волноваться. Ее собственная дочь Семьюшка осталась в своем роду и в безопасности. Угрянский оборотень уехал без жены… И уехал с Семиславой… Княгиня не могла бы никому признаться в таких соображениях и безропотно согласилась отдать свою дочь в жены Лютомеру – такой жених не уронит ее чести. Но раз уж сложилось иначе, если Лютомер положил глаз на Святкину младшую жену… То пусть уж лучше он не берет Семьюшку в жены. Молинку Ярогневу, может быть, еще и отдадут зимой, здесь не все потеряно. Да если и не отдадут – красивых девок на свете много, и потеря угрянской княжны – не слишком высокая цена за избавление княгине Чернавы от молодой соперницы…
Наступил четвертый день после отъезда угрян. С утра Ярко явился в святилище не один, а привел с собой князя Святко. Парню хотелось, чтобы князь сам увидел, что присходит с угрянской невестой. Однако, войдя в избушку, никакой Молинки они там не обнаружили. На лавке под окном сидела Семьюшка и смотрела по сторонам удивленным, но осмысленным взглядом.
– Боже Перуне! – Князь Святко в изумлении хлопнул себя по бедрам и застыл на пороге, не давая Ярко пройти. |