Вышла на крыльцо, стала ждать, когда остановится минивэн. Конечно, подъездная дорожка никуда не годилась, но меньше всего на свете Душке хотелось прокладывать новую. Ее братья и так перекопали всю ферму, и она ни за что не стала бы продолжать в их духе – не важно, к каким неудобствам приводило такое решение.

Женщина, которая осторожно выбралась из машины, выглядела совсем не так, как представляла себе Душка. Она оказалась моложе – по видимому, чуть за тридцать – и гораздо красивее. Можно подумать, с красивыми не разводятся. К удивлению своему, Душка поймала себя на том, что ищет в Мэрили недостатки, словно пытаясь объяснить себе, почему она оказалась в таком положении. Как будто сама не понимала.

– Добрый день, – сказала женщина, прежде чем открыть заднюю дверь машины и выпустить двоих детей. Оба были светленькими, а мать – темненькой. Прямые, аккуратно расчесанные волосы разделял боковой пробор. Светло карие глаза казались почти зелеными. Макияжа почти нет – чуть подкрашенные ресницы, чуть припудренный нос и призрачный блеск усталости. – Я – Мэрили Данлап. – Она протянула руку.

Душка пожала кончики ее пальцев – она так и не привыкла к рукопожатиям, какими обмениваются современные женщины, – но не улыбнулась в ответ. Ей пока не хотелось, чтобы Мэрили видела в ней кого то, кроме человека, у которого будет снимать жилье.

– Это, должно быть, ваши дети, Лили и Колин?

– Верно. Дети, это миссис Прескотт, у которой мы будем снимать дом.

Оба, после того как их представили, протянули Душке руки, убедив ее в том, что Мэрили, несмотря ни на что, смогла привить им хорошие манеры.

– Мы раньше жили на ферме под названием Прескотт, – сказала Лили. Ее широко распахнутые глаза смотрели серьезно, на лбу собралась хмурая складка, будто она слишком много времени проводила, пытаясь понять логику мира.

Тело матери Душки только только положили в могилу, а старший брат, Гарри, уже продал большую часть земли только потому, что кто то захотел ее купить. Эти воспоминания до сих пор отдавались болью.

– Да, эта ферма принадлежала моей семье, когда я была маленькой. Все, что носит название Прескотт, принадлежало моей семье. Но это было очень давно, когда в этих краях жило много Прескоттов. А теперь осталась только я.

Посмотрев на Мэрили, она сказала:

– Прошу, зовите меня Душка. Все меня так зовут. По документам я Элис Прескотт Бейтс, но, сколько себя помню, все называли меня Душкой Прескотт, пусть так и останется. Я совсем немного побыла замужем, прежде чем овдоветь, так что не успела привыкнуть к фамилии мужа. Дети могут звать меня тетей Душкой.

– Пахнет печеньем, – вдруг заявил мальчик, глядя на нее с надеждой. Его светло голубые глаза были того же оттенка, как у ее младшего брата Джимми, и она забыла, всего на минуту, что Джимми не стало больше семидесяти лет назад. И в эту минуту слабости она шагнула в сторону и пошире распахнула дверь.

– Заходите, – сказала она. – В «Крёгере»  сахар по акции, и я напекла печенья с шоколадной крошкой. Если не хотите, отнесу их подруге в дом престарелых, сама то не ем.

– Нам неловко вас беспокоить, – ответила Мэрили, положив детям руки на плечи.

– Ну печенье само себя не съест, кому нибудь все равно придется.

Брови девочки сошлись на переносице.

– А они без глютена? У меня болит живот, и моя подруга Бет считает, что у меня аллергия на глютен.

Мэрили обняла Лили и печально посмотрела на Душку.

– Раньше у нее не было проблем с печеньем.