— О, какой кошмар, — всхлипывала она. — Что подумает твой дядя?

Фелипе взял ее за плечи и усадил на белую скамейку, стоявшую в самом затененном месте извилистой тропинки; потом подошел к пруду, намочил в нем носовой платок, отжал и отнес Анжеле. Он сел рядом с ней на скамейку и спокойно сказал:

— Промокни вот этим лицо! Перестань, как младенец, плакать из-за какой-то ерунды. Потом пороешься в своей сумочке, найдешь там косметику и, прежде чем мы вернемся в дом, постараешься как можно лучше убрать с лица все следы этой выходки. Если ты придешь обратно в слезах, я никогда не прощу тебя. И учти, если я говорю «никогда», значит, так оно и будет!

Анжела еще с минуту прерывисто всхлипывала, а потом, еле переводя дыхание, стала извиняться:

— Мне так жаль, Фелипе!

— Да уж надеюсь!

— Я… я и сама не знаю, что на меня нашло!

— Разве? — Казалось, эти слова его позабавили.

— Нет. Насколько… насколько я помню, я никогда не устраивала подобных сцен на людях…

— Поскольку других зрителей тут нет, можешь считать, что я не отношу себя к этим «людям»!

Она посмотрела на него и вдруг нервно рассмеялась:

— А у тебя есть чувство юмора.

— Как, очевидно, и у тебя. Только не выпускай его из-под контроля. Мне бы не хотелось отвесить тебе пощечину.

Анжела испуганно уставилась на него:

— Ты… ты же не станешь…

— Нет. Это может оставить след, который привлечет внимание заботливого дяди, и в результате на мою голову падет гнев твоей бабушки.

— О, мне бы совсем не хотелось, чтобы обо всем этом узнала бабушка…

— Тогда как следует припудри лицо!

Анжела лихорадочно заработала пуховкой, поглядывая на себя в маленькое зеркальце. Пудра делала чудеса, но на щеках девушки все еще горели красные пятна, а глаза оставались на мокром месте. Каждый вздох звучал так, словно она пыталась подавить очередные рыдания. Минуту или две молча понаблюдав за ней, Фелипе отобрал у нее пудреницу и положил обратно в сумочку, сумочку опустил на скамейку между ними, потом протянул руку и почти грубо прижал Анжелу к себе.

— Сойдет, — сказал он, — но тебе надо бросать привычку быть такой эмоциональной. Во-первых, это портит твою внешность, во-вторых, кажется мне весьма утомительной в наших климатических условиях. К тому же все это абсолютно бессмысленно. Я попросил твоей руки. Мне в голову никогда не приходило, что миссис Раддок согласится взять меня на роль второго мужа. Во-перных, она, по-моему, сейчас наслаждается свободой. А во-вторых, меня действительно очень привлекают твои земли. Гордость не позволит мне принять их в подарок, так что альтернативы нашей женитьбе нет.

Он повернулся на скамейке так, чтобы лучше видеть Анжелу. Она, сама не зная почему, покраснела. Фелипе взял ее двумя пальцами за подбородок; ей было немного больно, но Анжела даже не поморщилась. Он криво улыбнулся, погладил ее другой рукой по щеке, а потом заговорил, и от его слов она покраснела еще больше.

— Знаешь, детка, у тебя определенно привлекательное лицо! Ты не больше похожа на испанку, чем Кармелита, но есть что-то… — Он склонился ближе и внимательнее вгляделся в нее. — Да, есть в тебе и что-то не совсем английское! Хотя у тебя и голубые глаза, они напоминают мне донью Миранду. И потом, я не уверен, что у твоего отца был такой же взрывной характер — словно у тебя внутри притаился маленький, но мощный вулкан.