И, конечно, не осталась равнодушной Джинни.

Она так охотно пошла с ним по темному пляжу, не побоялась углубиться в дюны. Кокетничала. От выпитой текилы ее медли­тельный южный говор стал совершенно неразборчивым.

Она так и не поняла, что с ней произошло. В буквальном смысле не поняла, что ее ударило! Он закусил губу, подавляя смешок. Один резкий удар по затылку – и она рухнула на зем­лю. Как легко он унес ее в лес! Предвкушение так опьянило его, что она казалась невесомой. Процесс раздевания был… да, воз­буждающим. Правда, ее тело оказалось пышнее, чем ему хоте­лось бы, но ведь это была всего лишь репетиция.

Однако он слишком спешил. Сейчас, когда он способен ана­лизировать, это невозможно отрицать. Он действовал слишком поспешно. Неловко возился с оборудованием, так не терпелось сделать первые снимки: обнаженное тело, руки, связанные над головой и прикрученные к крепкому молодому дереву. Надо было раскинуть волосы, добиться идеального освещения и ра­курса. А он не стал тратить время.

Его опьянило собственное могущество, и он изнасиловал ее, как только она пришла в сознание. А ведь он хотел сначала по­говорить с ней, сфотографировать страх, разраставшийся в ее глазах, когда она начала понимать, что он собирается делать.

Он хотел сделать все так, как это было с Аннабелл…

В памяти возникли строчки дневника:

Она боролась, пыталась заговорить. Ее изумительные длинные ноги дергались, извивались. Спина выгибалась. И спокойное, холодное чувство абсолютной власти охватило меня.

Она – объект. Я – художник.

Так это было с Аннабелл. Так должно было быть и в этот раз.

Но первый оргазм разочаровал его. Такой… обыкновенный, думал он теперь. Ему даже не хотелось больше насиловать ее: это вдруг показалось неприятной работой, а не удовольствием, всего лишь необходимостью – чтобы сделать последние снимки.

Но когда он вынул из кармана шелковый шарф, обмотал им ее шею и стал медленно затягивать, следя, как становятся огромными ее глаза, как судорожно раскрывается рот, чтобы глотнуть воздух, закричать…

Да, во второй раз было намного лучше. Он получил настоя­щее удовольствие: оргазм был прекрасным, сильным и долгим.

И тот последний снимок – вероятно, одно из его лучших творений.

Он назовет его «СМЕРТЬ ПРОСТИТУТКИ». Ибо кто она, если не проститутка, не обыкновенная дешевка, которую не жалко выбросить?

Наверное, именно поэтому все было так далеко от совершен­ства. Но это не его вина, а ее! Теперь, когда он все проанализировал, его настроение значительно улучшилось. Виноват объект, а не художник!

И все же как досадно, что он выбрал именно ее. Черт побери!

Ему пришлось снова напомнить себе, что это была всего лишь тренировка, всего лишь репетиция с дублером.

В следующий раз он добьется совершенства. С Джо.

С легким вздохом он погладил кожаный «дипломат», в кото­ром лежали фотографии, отпечатанные в арендованной непода­леку квартире. Пора было возвращаться на остров.

Ночью из окна своей спальни он видел, как они возвращались. Насквозь промокшие, в песке, хихикающие, как дети… Любому стало бы ясно, что они не только купались. Он был приятно удивлен и даже немного позавидовал.

Они явно считали совершенно естественным просто отдать­ся друг другу, просто жить данным моментом. Правда, Брайан понимал, что Джиф задумал нечто гораздо большее, чем минут­ное наслаждение. А Лекси… Лекси, судя по всему, намерена лишь мимоходом отбить чечетку на сердце очередного поклонника.

Однако Джиф умен и терпелив и, вероятно, в конце концов заставит Лекси плясать под свою дудку. Интересно будет пона­блюдать, подумал Брайан. С безопасного расстояния.

Это то, что всегда было необходимо ему.