Просто сидели за столиками и пили кофе с горячими бутербродами.
За кофе мадам Френкель с них не брала ничего, а за горячие бутерброды Нема взимал с Лешки и Гриши, как обычно, – половинную стоимость. Свои люди – сочтемся…
Сейчас мадам Френкель мыла пивные стаканы, а глава предприятия протирал их несвежим полотенцем.
– Я так и не понял, почему этот посольский тип дал нам всего пять дней? – спросил Лешка.
– Он в воскресенье улетает в Москву. В отпуск. Эти десять штук для него – как бы «подъемные».
– Он так и сказал?! – поразился Лешка.
– Он сказал про воскресенье, Москву и отпуск. Остальное было нетрудно додумать, – ответил Гриша и крикнул Френкелю: – Нема! Дай десять тысяч, через год отдам с процентами.
– Мишугинэ, – грустно произнес Нема, просматривая на свет только что вымытый стакан. – Тебе перевести на греческий?
– Не надо, я ж с-под Одессы.
– Смотри, почти рядом! – удивился Френкель. – Чего же ты не попросил у меня раньше, когда я заведовал столовой закрытого типа при Мариупольском исполкоме?
– А ты бы дал?
– Честно? Вряд ли.
Мадам Френкель полоскала стаканы в тазике с мутной водой, чтобы не открывать кран и не нести лишних расходов.
– А тогда было? – нахально спросил Гриша.
– О чем ты говоришь?! – трагически воскликнул Нема Френкель.
От этого возгласа мадам Френкель уронила руки в тазик с грязной водой и тихо заплакала.
– Аллее кляр, – пробормотал Гриша. – С вами все ясно.
Долго молчали. Гриша просчитывал в голове какие-то невероятные, фантастические комбинации, вплоть до ограбления сберегательной кассы в каком-нибудь маленьком провинциальном городке.
Лешка представлял себе маленького Толика в стальных наручниках, искаженное предсмертной мукой лицо дедушки… Плачущую маму, бабушку, растерянного папу… Полутемную квартиру на Бутлерова, институт на Моховой, напротив – Брянцевский ТЮЗ с открытой сценой, пустой зал с полукруглым амфитеатром… А в последнем верхнем ряду один-одинешенек сидит мертвый дядя Ваня Лепехин…
– Это верно, что Лори тебе предлагала работу актера за большие бабки? – спросил Гриша. – Ты намекал, когда в Бонн ехали…
– Правда.
– Ну и что же ты?
– Да так… Отказался.
– Почему?!
– Как тебе сказать?… Ну, как если бы балерину заставили петь арию Каварадосси.
– «О, никогда я так не жаждал жизни…» – тут же спел Гриша.
– Правильно. Молодец, – сказал Лешка. – А теперь сразу же станцуй партию принца Зигфрида.
– Но это же разные вещи! – рассмеялся Гриша.
– Я так и сказал.
– А что нужно было делать-то? – не унимался Гриша Гаврилиди.
– Что, что!… Трахаться за деньги! Причем – ежедневно.
– Е-мое! Где же их столько взять?! – поразился Гаврилиди. – За полтинник тебе только отстрочат, а по-настоящему потрахаться – меньше стольника и не суйся! Я уж приценивался как-то…
– Ты не понял, – сказал ему Лешка. – Это не ты должен платить, а это тебе… Нам будут платить за это! Мужикам.
– А нам-то за что? – искренне удивился Гриша.
– Ты порнуху когда-нибудь смотрел?
– А то! Я раз видел, как снимают простое кино… Так там вокруг такая мишпоха! Всякие кинооператоры, осветители, режиссеры, мать их за ногу… Да у меня и в жисть не встанет при посторонних!
– Вот за это и платят. |