— Я никого не ждала.

— Я стучал.

— Понятно. — Эшли сняла полотенце. Влажные волосы рассыпались по спине.

Палату заполнил запах цветов. Мэтью встал. Эшли одновременно сделала шажок назад и повесила полотенце на крючок, избегая проницательного взгляда зеленых глаз, которые, должно быть, многие годы завораживали избирателей.

В этой части страны не нашлось бы никого, кто бы не следил за жизнью четырех братьев Лэндис с тех самых пор, как умер их отец и его место в Сенате заняла их мать.

Мэтью продолжил семейную традиция сразу, получив степень в университете, и теперь, когда его мать готовилась вступить в новую должность Государственного секретаря Соединенных Штатов, он намеревался пройти в Сенат.

У каждого, кто слышал фамилию Лэндис, сразу возникала ассоциация с деньгами, привилегиями, властью и той уверенностью в себе, которая передается так же, как и фамильное состояние — по наследству.

Все это было ей недоступно, и Эшли хотела ненавидеть Мэтью, как и других людей, которым все досталось просто так. Хотела, но не могла, потому что эта семья выделялась среди подобных семей. Все Лэндисы действительно были хорошими людьми. Даже политические соперники не могли ни в чем их обвинить, кроме как в упрямстве.

— Ты в порядке? — нарушил молчание Мэтью.

— В порядке.

— Эшли… — Он откашлялся. — Я политик и чувствую все нюансы. Ты говоришь лишь то, что я хотел бы услышать, а не то, что есть на самом деле.

Ну почему он выглядит таким бодрым и привлекательным, тогда как она чувствует себя разбитой и взволнованной одновременно? Эта сцена слишком уж походила на ту, что разыгралась сегодня утром.

— Мой ответ все равно не изменится. Я в порядке.

— Это замечательно, но что говорят врачи?

— Доктор Кван сказал, что они понаблюдают за мной до завтра — так, на всякий случай, хотя ничего серьезного у меня нет. — Эшли метнулась мимо Мэтью к своей тумбочке и спрятала рулон туалетной бумаги. — Легкое отравление угарным газом. Горло немножко побаливает, но легкие не пострадали. Со мной действительно все в порядке.

— Что ж, хорошие новости. — Он продолжал смотреть на Эшли так же внимательно, ничего не упуская из виду и скрывая от нее те свои мысли, о которых, как он считал, она не должна знать.

— Я выпила столько кружек с теплым чаем, что потеряла им счет. Мне повезло, и я знаю это. Спасибо, что спас меня. — И тут Эшли задала вопрос, мучивший ее уже давно: — Почему ты вернулся сегодня утром?

— Забыл портфель. — Мэтью положил цветок на тумбочку.

Эшли быстро опустила глаза, чтобы он не успел увидеть мелькнувшего в них разочарования.

— Надеюсь, в нем не было никаких важных документов, потому что, если они и не сгорели, то могли серьезно пострадать от влаги.

Эшли хотела засмеяться, но смех умер, так и не родившись. Вместо этого ее охватил кашель, правда, в первый раз за долгое время. Эшли была этому рада. Пока поняла, что не может остановиться.

Краем глаза она заметила Мэтью. В руке у него был стакан с водой. Девушка приняла стакан, стараясь не касаться его пальцев, взяла соломинку в рот и пила до тех пор, пока горло не перестало саднить.

Сев на край кровати, она с трудом выдохнула:

— Спасибо.

— Следовало вынести тебя еще быстрее, — нахмурился Мэтью. Пластырь на его виске сморщился.

— Не говори ерунды. Я жива благодаря тебе. — Эшли очень хотелось разгладить злосчастный пластырь. — Как сильно пострадал «Бичкомберз»? Стар мне уже сказала, но боюсь, она преуменьшила серьезность ущерба, чтобы меня заранее не расстраивать.