Предчувствие. Темное понимание.

Прима доверял своему профессиональному чутью, и оно его не подводило.

Почему же он должен отказывать Алексашке в наличии у него своей формы подобного чутья? По крайней мере от попытки сделать это его не убудет. Алексашка нарисовал то, что чувствовал, то, что пугало его. Как животные чувствуют грозу, так некоторые люди чувствуют беду. Конечно, с логической точки зрения он ничего не мог знать про эту татуировку, в том числе и того, когда она появилась, но его чутье, интуиция заставили его нарисовать оба рисунка.

А вот теперь Прима и его логический аппарат могут использовать эту информацию по своему усмотрению. И здесь как раз все очень неплохо складывается. Главный свидетель по делу Яковлевой, Наталия Смирнова, очень испугалась чего-то. Настолько, что это заставило ее попытаться исчезнуть. И Прима прекрасно помнил, когда это произошло. Вовсе не в тот момент, когда ему сообщили, что Смирнову нигде не могут найти. Это произошло раньше. На опознании тела Яковлевой. Когда из-под простыни свесилась нога потерпевшей. Теперь, прокручивая в голове, словно кинопленку, последовательность событий, Прима видел это наверняка. Когда из-за самопроизвольного сокращения мышц свесилась нога потерпевшей, Наталия Смирнова вздрогнула. И это была вполне понятная реакция. А потом тело положили в первоначальное положение, и для этого подняли простыню. В этот короткий момент Наталия Смирнова увидела что-то. И вот тогда, к удивлению Примы, она так сильно переменилась. Замкнулась и попыталась побыстрее уйти. Вот тогда она испугалась по-настоящему.

Интересно, что могло напугать человека сильнее, чем зрелище тела ближайшей подруги с перерезанным горлом? В числе прочего, как одну из версий, вполне резонно предположить, что это могла быть татуировка. Понятно, что отдает детективными романами в стиле Шерлока Холмса, и любая неосторожная фраза может выставить его дураком, но… Прима не раз повторял прочитанную где-то фразу о том, что мент может быть тупым, мент может быть старым, но не может быть одновременно старого и тупого мента. Это уж увольте! Поэтому, подчиняясь своему чутью и готовясь снимать свидетельские показания у вновь появившейся Наталии Смирновой, Прима решил сыграть ва-банк.

Он лишь мягко пожурил Смирнову за то, что она исчезла, не предупредив. Они поговорили о потерпевшей, об Александре, Саше. А потом, внимательно посмотрев на девушку, Прима внезапно переменил тему.

— Дочка, — сказал он, — не стоит играть такими вещами.

Прима убрал со стола чистый листок бумаги, и под ним оказался второй Алексашкин рисунок. Татуировка.

Валентин Михайлович Прима не знал, что произойдет дальше, он опять балансировал на тонкой струнке, но Наталия Смирнова вздрогнула, увидев рисунок, на мгновение ее зрачки расширились, и краска отхлынула от ее щек. Вот тогда Прима понял, что находится на правильном пути. И теперь надо лишь ждать и быть крайне осторожным, делая следующий шаг по тонкой струнке.

— Я… не… — Наталия Смирнова запнулась, ее голос внезапно сел, она как зачарованная смотрела на рисунок, потом подняла голову. И ничего, кроме страха, Прима в ее глазах не увидел.

Валентин Михайлович Прима прекрасно понимал, что любое неосторожное слово — и все закончится. Поэтому он лишь мягко отодвинул от Наталии рисунок и понимающе покачал головой.

— Я… не… играю… — глухо отозвалась Наталия Смирнова. — Вы…

Прима медлил. Компьютер в его голове бешено прокручивал все возможные варианты.