Лидия Максимовна кивнула. Когда они ехали сюда, Петр жаловался, что ему пришлось буквально объяснять, кто он такой. Очень беспокоились, что амнезия окажется полной. Однако вот Лидию Максимовну она все же узнала. И это очень, очень хорошо. Ее уже навестили несколько человек из «Континента» — конечно, по требованию врачей визиты были очень короткими, — однако Лидия Максимовна пока оказалась первой, кого она самостоятельно узнала. Это уже прогресс — будем надеяться на лучшее.

Вика улыбалась. На мгновение ее взгляд снова стал блуждающим. Потом она спросила:

— Лидия Максимовна, как я выгляжу?

— Так себе, — рассмеялась Лидия Максимовна, но из глаз ее брызнули слезы. Смех сквозь слезы.

Вика перевела взгляд на Петра Виноградова, потом ее ресницы задрожали, и она снова посмотрела на Лидию Максимовну. Попыталась слабо улыбнуться:

— Вы мне всегда говорили правду. Если и сейчас говорите, значит, мои дела не так уж плохи.

— Точно, девочка, — с плохо сдерживаемой радостью в голосе произнесла Лидия Максимовна. Теперь она уже не стеснялась своих слез. — Твои дела совсем не плохи. Ты у нас молодчина. Перепугала нас немножко… но теперь все позади.

— Я не специально.

— Пойдемте, — тихо проговорил Петр, — ей надо отдыхать.

— Лидия Максимовна, — снова позвала Вика, — мне… мне тут никто ничего не говорит. — Она перевела взгляд на окно, потом, чуть скользнув блуждающим взором по окружающему, снова посмотрела на Лидию Максимовну. — Сколько я уже здесь? Сейчас — весна?

Лидия Максимовна беспомощно посмотрела на Петра Виноградова, но тот молчал — казалось, Викин вопрос и его застал врасплох. Лидия Максимовна улыбнулась:

— Весна только началась, девочка. Ничего такого особенного ты не пропустила.

— Правда? Я тут… почему-то вспомнила, как прыгала в детстве весной через лужи. Это было давно. Это было так… хорошо. Я говорю глупости?

Лидия Максимовна рассмеялась:

— Выздоравливай. Ты еще застанешь пару луж. Это я тебе обещаю. Если захочешь — даже составлю тебе компанию. По прыжкам.

Вика слабо улыбнулась:

— Спасибо вам. Это, наверное, было бы слишком с моей стороны. Вы так добры.

— Отдыхай, девочка, и выздоравливай. Мы все ждем тебя.

И Лидия Максимовна позволила Петру Виноградову себя увести.

* * *

Лидия Максимовна не знала ничего о том, что из-за тонкой двери с приспущенными жалюзи за ними сейчас наблюдали два человека. Один был седовласый, второй, напротив, с волосами, черными как смоль.

— Что ж, дебют прошел неплохо, — мягко заключил седовласый.

Его собеседник чуть слышно усмехнулся:

— Особенно вопрос «Как я выгляжу?». Целое море слез.

— Не слишком ли много она говорит?

— После аварии, после такой аварии, человеку многое позволено.

— Не перегни палку, дружочек.

— Что вас беспокоит?

— Возможный разговор о детях. Возможный и, увы, гораздо более уместный. Если уж к ней возвращается память. Ты об этом подумал?

Человек с волосами, черными как смоль, некоторое время смотрел на своего собеседника. Его глаза улыбались:

— Подумал. Это первое, о чем я позаботился.

Седовласый кивнул. Когда-то лихая улыбка этих глаз, проступающих сквозь легкую пелену одиночества, очень ему нравилась. Она, свидетельствующая о неординарности, завораживала седовласого, напоминая ему о тех временах, когда он сам был молод. Но в последнее время эта улыбка начала его настораживать.