Крикнув несколько раз, Джоан падает на подушку, и тут снотворное снова оказывает свое действие. Уэст смотрит в комнату с улицы, да еще из-за стекла, и не замечает, что зеркало передвинули… он видит лишь смутную игру света и тени. Я же ничего не заметил, потому что находился сзади и сбоку. Но, полковник! Что может быть естественнее, чем обойти кровать, сесть в изголовье и погладить Джоан по голове? Вы своим телом закрываете лицо племянницы, чтобы никто не увидел его даже в тени (пожалуйста, откройте глаза, полковник! Я с вами разговариваю!).

Вы достаете запасную салфетку, чистую, и окунаете в миску с чистой водой, которая стоит у кровати. Вам достаточно один раз провести по лицу Джоан, чтобы смыть с него зловещую маску Насмешливой Вдовы. Но у вас уйма времени, пока мы, болваны, возимся с лампочкой. Ведь мы даже слышали плеск воды! О волосах вы не заботились. При подобном освещении собственные волосы могли показаться Джоан черными и вьющимися…

Да, так вот! Помните, как та же самая сцена разыгралась перед нами накануне, только наоборот? Во время гонок с чемоданом, когда вы сидели за мольбертом, мой чемодан упал на вас и испачкал вам лицо. Джоан, смеясь, воскликнула: акварель легко смывается водой. Вам смешно, полковник Бейли? Готов поспорить, что да!

Вам оставалось лишь сунуть испачканную красками салфетку в ящик вместе с красками и кистью и поменять местами миски с грязной и чистой водой, вы надеялись, что никому не придет в голову заглянуть в тот ящик прежде, чем мы уйдем. Что ж, примите мои поздравления. Никто туда не заглянул.

Полковник Бейли в кепке и брюках-гольф медленно выпрямился; лицо его больше не казалось добродушным, в глазах застыло недоумение.

— Я не хотел причинить девочке вред! — возразил он. — Никогда не собирался… Я…

Казалось, он пытается доказать, что с ним произошло недоразумение. Так оно и было на самом деле, но ему вдруг захотелось отомстить кому-то — кому угодно, оказавшемуся поблизости. Полковник медленно поднял револьвер, повертел его в руке, криво улыбнулся и сказал:

— Он разряжен.

— Да, знаю, — небрежно кивнул Г.М. — Три раза стрелял Корди, два раза — вы по Корди, и один выстрел здесь. Это старомодный шестизарядный револьвер. Я не думал, что вы перезарядите его ради меня…

На следующее утро, — продолжал Г.М., ловя взгляд полковника, — я разгадал ваш трюк с запертой комнатой. Почему? Потому что я находился в номере отеля, смотрелся в зеркало и воображал себя индейцем. Потом мою старую тыкву вдруг осенило, потому что я разгадал не только тот трюк. Видите ли, уже некоторое время я смутно догадывался о том, что здесь скоро произойдет убийство. Но в понедельник вы все спланировали и наметили жертву. До тех пор я боялся, что жертвой станет Джоан.

А в понедельник я понял, что опасность угрожает Корди. Он был вашим сообщником в воскресном представлении.

Все очень просто, видите? Когда часы на колокольне пробили полночь, Корди выстрелил три раза. Попахивало сигналом. Конечно, Вдова обещала появиться незадолго до полуночи. Но Корди об этом не знал. У него не было часов, в чем я убедился позднее; а часы на колокольне отстают на четыре минуты.

Ставлю лимузин против шести пенсов, что, когда вы разговаривали с Уэстом через окно, вы попросили его отобрать револьвер у Корди. Вы догадывались, что Уэст, скорее всего, невнимательно отнесется к вашей просьбе. Так и вышло: Уэст не взял револьвера.

Позже Корди действительно пальнул три раза — в никуда. Уэст, как и любой, кто сидит на улице при луне, да еще волнуясь из-за Джоан, был способен в тот момент увидеть что угодно. Замеченная им «проклятая странная тень» была почти настоящей. Но если бы Уэста посвятили в заговор, он посмотрел бы на часы и сказал Корди время. Разве не так, полковник? Вы, и только вы приказали Корди выстрелить три раза; единственной целью стрельбы было разбудить Джоан.